Только теперь не Город, а его залив.
«Ты очень большой, Питер, и ты очень разный… Твой ветер злой, но он – копье, которым ты хранишь свое нежное сердце. Я слышу его стук, Питер, теперь – слышу. Оно такое горячее, что без остатка сжигает мою тоску… – Марси улыбнулась. – Ты меня обманул, Питер, я думала, ты сделаешь мою тоску ярче, убьешь меня депрессией и низким небом, а ты ее сжег… Или забрал себе…»
– Мне тоже нравится здесь бывать.
От неожиданности Марси вздрогнула и открыла глаза. И повернулась, посмотрев на хрупкую молодую женщину в черном, которая, как и девушка, смотрела на залив. И казалась при этом гостьей из другого времени. Черная юбка до пят, плотно облегающая бедра и позволяющая семенить, но не шагать; глухой жакет, украшенный золотой брошью с крупным алым камнем; тончайшие кружевные перчатки, поверх которых надеты несколько перстней; и в довершение всего – изящная шляпка с коротенькой, едва прикрывающей глаза вуалеткой. Разумеется, тоже черной. Как и волосы незнакомки. Как ее большие глаза. И макияж: тени и губная помада. И только кожа была ослепительно светлой, но не болезненно-бледной, а молочно-белой, показывающей, что эта аристократка не часто появляется на вульгарном солнце.
– Я люблю смотреть отсюда на небо, – произнесла незнакомка.
– Сегодня оно слишком ясное, – поддержала разговор Марси.
– Обычно здесь плывут облака потрясающей красоты.
– Господь улыбался, когда придумывал их.
– Ты не похожа на верующую, – заметила женщина.
– Я похожа сама на себя.
– Пожалуй.
И Марси вдруг поняла, что незнакомка «не в своей тарелке». Она явно хотела бросить что-то резкое, но сдержалась. В какой-то момент собиралась уйти, но не смогла. И главное, женщина в черном сама не понимала, тянет ее к Марси или же нужно бежать.
– Я думала, что осенью питерское небо всегда мрачное, – произнесла девушка в надежде, что отвлеченная тема позволит собеседнице успокоиться. – Но теперь вижу, что ошибалась.
– Мой город разный, – эхом отозвалась незнакомка.
– Зачем ты сюда пришла? – неожиданно спросила Марси.
Незнакомка не удивилась вопросу. Но ей стало чуточку грустно.
– Я мешаю?
– Пока нет.
– Я часто бываю здесь, – ответила женщина после паузы. – В этом форте произошло много историй, и мне нравится чувствовать рожденную ими боль.
– Она делает тебя сильнее?
– Да, – призналась незнакомка. – Меня питает энергия Ша, но здесь она особенно приятна. Здесь ее подлые стрелы заставляют меня трепетать и волноваться так, словно я снова девственница. – Женщина ласково прикоснулась к серому камню. – Но сегодня я сюда не собиралась, поездка получилась спонтанной – я поддалась эмоциям.
– Я принесла их в твой город.
– Что ты сказала? – удивилась незнакомка.
– Твой город разный, – произнесла девушка, улыбаясь заливу и его ясному небу. – Он сжег мою тоску, и теперь я дарю ему то, что пряталось под ней.
– Боль? – спросила незнакомка.
И услышала в ответ:
– И ее тоже.
А потом позади прозвучало:
– Марси!
И женщина в черном печально поинтересовалась:
– Твой мужчина?
– Еще нет.
– Я слышу, он сходит с ума.
– Поддался эмоциям.
– Без них мы мертвы.
– Поэтому он счастлив, а я… – Марси с нежностью улыбнулась. – Я радуюсь, когда он счастлив.
Подошедший Андрей неприветливо оглядел незнакомку в черном, но воспитание взяло верх, и он вежливо поздоровался:
– Добрый день.
– Мы обсуждали небо, – рассказала Марси, беря Андрея за руку.
И этот жест окончательно успокоил мужчину.
– Сегодня оно слишком ясное, – мягко произнес он, поглаживая пальцами нежную кисть девушки. – Я надеялся на чудесные облака.
– Вечером будет шторм, – сообщила незнакомка.
– Не похоже.
– Он продлится два дня.
– И вызовет бурю эмоций… – закончила Марси. – А потом я уеду.
– Так рано? – расстроился Андрей.
А незнакомка посмотрела на девушку и едва заметно кивнула:
– И тогда в Питере наступит осень…
* * *
А на Большую Конюшенную осень уже пришла.
Во всяком случае, так думали деревья, бросающие листья в зазевавшихся прохожих. И желтые, и те, что только начали терять зеленую свежесть. Прохожие топтали их ногами, машины – покрышками, а дворники ругались, сметая лишний мусор с тротуаров и мостовых. Но все – и прохожие, и дворники, и даже машины, – все знали, что осень пришла, и не обманывались необычайно теплым сентябрем. Питер, подобно Рассеянному с Бассейной, что-то перепутал и задержал у залива лето, но редкие, пока, порывы злого ветра не оставляли сомнений в том, что скоро все вернется на круги своя, и осень, пройдя через Большую Конюшенную, овладеет Городом.
– Этот дом принадлежал нашей семье несколько поколений, – рассказал Аскольд, останавливаясь напротив мощного четырехэтажного строения, во внутренний двор которого вела закрытая коваными воротами арка. – Его купил прадед, переселившись сюда из Берлина.
– Весь дом? – уточнила Порча.
– Да, – подтвердил Аскольд. – Слева от арки всегда размещалось «Похоронное бюро Александер»…
– Оно и сейчас там.
Молодой мужчина прищурился, прочитал название на аккуратной вывеске и сплюнул:
– «Похоронное бюро вдовы Александер»! Проклятие, меня сейчас стошнит.
– Преемственность соблюдена, – рассмеялась девушка.
– Порча, следи за языком, – посоветовал Аскольд. – А то я тебе татуировки напильником обдеру.
Лена поняла, что тема слишком болезненна для спутника, извинилась:
– Аскольд, мне правда очень жаль, – и тут же добавила: – Уверена, скоро ты вернешь бюро прежнее название.
– Сделаю для этого все, – мрачно пообещал молодой Александер. И продолжил: – А справа от арки обычно помещалось какое-нибудь заведение. При отце оно называлось «В добрый путь!»
– Остроумно, – оценила девушка, после чего перевела взгляд на вторую вывеску, выполненную в том же стиле, что и для похоронного бюро, и сообщила: – Сейчас заведение называется «Заведение вдовы Александер». – И хмыкнула: – А сейчас стошнит меня.
– Тоже придется менять, – решил Аскольд.
– Ну, это уж, как пожелаешь. – Порча спрятала улыбку, оглядела дом другим, весьма внимательным, профессиональным взглядом и попросила: – Расскажи, что здесь помещается еще.
