Чуточку натянуто.
Потому что они знали – мальчик что-то видел. Однако произнести это вслух стеснялись, ведь слишком уж это не по-современному звучало. Потому что одно дело подумать: «Я стал свидетелем необыкновенного!» И совсем другое – сказать кому-то, даже близкому человеку, что веришь в необыкновенное. Разве взрослые люди верят во всякую ерунду? Наверное, нет. А ребята верили, только не могли решиться начать разговор. И потому задержались.
А дерево…
Дерево, действительно, казалось мрачным. И его неживая корявость выглядела настолько странно, что Николай и Нюта одновременно подумали о том, что дерево здесь чужое. Именно чужое. Будто рисовавший лес художник неожиданно разозлился и добавил к его ярким, полным сил краскам угрюмого черного. И к краскам, и к чувствам. Стоило приглядеться, как начинало казаться, что старый дуб смотрит в ответ, что его сухие ветви шевелятся, словно бесчисленные конечности чудовищного паука-многоножки, и пытаются дотянуться, прикоснуться, убить…
– Жутко, – не сдержалась Нюта.
– Это просто дерево, – попытался успокоить подругу Николай.
– Не совсем, – неожиданно произнес кто-то, и этим «кем-то» оказался Ермолай.
Таврин с Нютой резко обернулись и увидели толстенького мужчину, лет сорока на вид, в потертом рабочем комбинезоне когда-то синего, а теперь неопределенного цвета. Под комбинезоном мужчина носил клетчатую рубашку с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей, а на ногах – кеды, черные, а сейчас еще и грязные. В левом ухе виднелась беспроводная гарнитура.
Мужчина оказался ярко-рыжим: кудрявые волосы горели огнем, а полное лицо покрывали веселые веснушки. Нос у него был большой и круглый, «картошкой», щеки круглые, лицо круглое, рот широкий, подвижный, видно было, что мужчина умеет улыбаться от уха до уха. Что же касается глаз, то они Ермолаю достались кошачьими: желтыми и хитрыми.
Рыжий сидел на старом пне за густыми кустами, до сих пор оставался невидим, что и вызвало естественную реакцию Николая:
– Это вы напугали ребенка?
– А что, похоже? – лениво ответил Ермолай, не удивившись подозрению, но и не обидевшись на него.
– Вы?
– Нет.
Ответ получился коротким, но сомнения Николая развеяла следующая фраза.
– Мальчик показывал на дерево, – напомнила Нюта. – Не на кусты.
– Мальчик показывал на повешенных, – негромко уточнил рыжий.
Уточнил так, что Таврин вздрогнул. Не удержался и бросил взгляд на старый дуб.
– Там никого нет, – тихо произнесла девушка.
– Да, никого, – протянул Ермолай, потирая правой рукой шею.
Странное дело: рыжий толстяк выглядел очень мягким, добродушным, говорил ровным, спокойным тоном, не использовал резких или грубых слов, но молодые люди не могли избавиться от чувства тревоги, которое родилось в крике мальчишки и усилилось при виде незнакомца.
– Вы из новых домов?
– Да.
– Я так и думал.
– Из-за велосипедов?
– Из-за того, что раньше вас не видел.
– Давно здесь живете? – включилась в разговор Нюта.
– Двадцать лет.
– И всех знаете?
Толстяк ее смущал, а его небрежное замечание насчет «раньше не видел» – возмутило, вот девушка и ответила резко. Но рыжий вновь не обиделся. Посмотрел с улыбкой, признавая право Нюты на возмущение, и неожиданно спросил:
– Хотите знать, что увидел мальчик?
– А он, действительно, что-то видел? – вырвалось у девушки.
– Да, – теперь мужик был очень серьезен. – Думаю, да. Только так можно объяснить его поведение.
И чувство необыкновенного, пришедшее при виде старого дуба, заставило Таврина спросить:
– Тут случилось преступление?
– Да.
– Страшная история? – уточнила Нюта.
– Для тех времен – обыденная.
– Старая страшная история?
– Недавняя местная быль.
– Насколько недавняя?
– Конца прошлого века. – И прежде, чем прозвучал следующий вопрос, рыжий громко заявил: – Здесь двух парней убили. – Сразу сообщил главное, будто боялся, что ребята откажутся слушать. – Тут сейчас не лес, а лесопарк получился, народ гуляет, тропинки протоптаны, убирают… А тогда здесь место глухое было, вот бандиты и приехали… «развлечься»… Звери отмороженные…
Завладев вниманием слушателей, рыжий стал рассказывать неспешно, с паузами, чувствовалось, что старая история до сих пор его «задевает», и считает он ее не просто «недавней местной былью», а чем-то большим, чем-то личным.
– Бандиты двух девчонок привезли. А в те времена «развлечения» частенько заканчивались ямой в лесу… Или так бросали…
– Что вы такое рассказываете? – громко спросила Нюта.
– Рассказываю, как было.
– Здесь людей убивали?
– И здесь, и в других лесах, – подтвердил толстяк.
Девушка посмотрела на Николая, но тот, в силу возраста, историю знал лучше и коротко кивнул в ответ.
– В общем, бандиты собирались развлечься, но неподалеку оказались милиционеры. Были бы опытными – отвернулись, в те времена милиционеры часто отворачивались, но эти двое то ли возмутились наглости – бандиты еще засветло явились, то ли девчонок пожалели… Не знаю. Знаю, что они вступились, и началась перестрелка. Не как в кино, не красивая. Короткая. Милиционеры ранили одного бандита, но попали в лапы остальных. Их зверски избили, а потом повесили на той ветке, что слева.
Николай и Нюта машинально посмотрели на дерево, на толстую ветку метрах в трех от земли, и поняли, что именно на нее указывал мальчуган.
– Утром только сняли, – закончил рыжий.
– Почему утром? – сглотнув, спросила Нюта. – Разве о перестрелке не сообщили?
– Сообщили почти сразу, но в те годы находилось мало дураков ездить по ночам в такие места.
– А куда смотрела полиция?
– Полиция тогда называлась милицией, – шепнул подруге Таврин.
– А-а… – до Нюты только сейчас дошло, что толстяк рассказал им о гибели стражей порядка.
– От этой ветки дуб начал сохнуть, – продолжил рыжий. – Думали, погибнет, но вершина уцелела… Так и стоит теперь. Только иногда пугает…
Николай не сразу понял, что имеет в виду толстяк, а когда понял, хлопнул глазами и недоверчиво спросил:
– Хотите сказать, что мальчик увидел повешенных?
– Дети и кошки видят, – развел руками толстяк. – Дети иногда, кошки – всегда.
– Кого видят? – прошептала Нюта.
Которая боялась признать то, во что уже поверила.
