– Не бойся. – Я шагнула к ней.
– Мама, я в опасности? – Сидония расплакалась.
– Тебя вызывают в Хризантему пред очи нашего императора, – пояснила матриарх. – Чтобы ты ответила за все глупости, совершенные твоим отцом. Но мы тебя не выдадим.
Кем-кем, а дурой Сидония не была. Она тут же связала все воедино: изменения в моей внешности, наши совместные уроки и, наконец, вызов в Хризантему.
– Нет, – выдохнула она.
Сенатор подошел к дочери и похлопал ее по плечу.
– Твоя мать разработала план, как уберечь тебя от гнева императора. Мы никуда не отправим тебя, солнышко, не подвергнем такому смертельному риску. Вместо тебя к императору отправится дьяболик.
– Нет, – повторила Дония, замотав головой, и кинулась мне на шею. – Ни за что!
– Все будет так, как скажу я, – заговорила матриарх. – Неужели ты не соображаешь, Сидония, что дьяболики нужны именно для этого? Мы купили Немезиду для защиты нашей дочери, нашей наследницы. И теперь она готова помочь нам тебя спасти.
– Все именно так, – заверила я Сидонию.
– Получается… Немезида станет заложницей у императора? – спросила она, сжав мои пальцы.
– Мы надеемся, что она станет воспитанницей при дворе. Думаем, никто ей там не причинит вреда.
– А если император вызывает меня затем, чтобы казнить? – зарыдала Сидония, глядя на меня. – Что тогда?
– В таком случае ты останешься живой и невредимой, – просто ответила я.
– Сидония, будь умницей, – продолжал увещевать дочь сенатор. – Немезида – не наша наследница, она – наше имущество.
– Нет. Нет, нет и нет! – испуганный взгляд Донии метался от матери ко мне. – Я не позволю! Даже если сначала тебе удастся ввести их в заблуждение, наверняка потом кто-нибудь догадается, кем ты являешься на самом деле.
– Каким образом? – Я демонстративно оглядела себя. Теперь во мне не было ничего, что наводило бы на мысли о дьяболике.
– Никто не сможет заподозрить, кто она такая, – возразила матриарх. – Им и в голову не придет, что кто-то посмел оставить в живых своего дьяболика, не говоря уже о том, чтобы отправить его ко двору вместо собственной дочери. Немезида достаточно умна, она справится. Идеальный план.
– Это если она там не умрет! – закричала Дония, вцепившись мне в руку. – Ты этого не сделаешь, Немезида! Я запрещаю! Я не позволю тебе рисковать собственной жизнью вместо меня! Мама…
Она повернулась к матери, но наткнулась на холодный и твердый, словно железо, взгляд матриарха, в то время как на лице сенатора застыло безмятежное равнодушие.
– Нет! Этого не будет никогда! – Дония повернулась и выбежала из комнаты.
Дав ей время осмыслить услышанное, я отыскала ее в саду, рядом с тигриным вольером. Большие кошки собрались у ограждения, требуя ласки, но она смотрела на зверей и не видела их.
– Как ты могла? – прошептала она, заслышав мои шаги. – Как ты могла плести заговоры вместе с ними за моей спиной?
– Это было несложно, – прямо ответила я. – Лгать очень просто. Это, кстати, еще одна причина, по которой я гожусь для Хризантемы лучше тебя.
– А если тебя убьют? Что я буду делать без тебя?
– Если я умру, то умру за тебя. Ты же будешь делать то, что нужно нам всем: ты будешь жить.
– Ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!
Дония бросилась на меня и принялась колотить кулачками по моим плечам. Я даже опешила от такой бурной ее реакции, испугавшись, как бы она себе не повредила пальчики.
Обитавшие в саду животные забеспокоились, зашуршали в траве и кустах, убираясь подальше от поднятого нами шума. Отшатнувшись от меня, зареванная Сидония с криком бросилась к двери, где и столкнулась с Сутерой ню Эмпиреан, в последний раз обходившей крепость, прежде чем вернуться к своему планетарному существованию.
Дония рухнула ей на руки. Гувернантка машинально погладила девушку по спине, потом спохватилась:
– Нет-нет, я не должна потворствовать подобному. Что я твердила вам о недопустимости публичного выражения эмоций? Когда вы прибудете ко двору…
– Ни к какому двору я не прибуду! – завопила Дония. – Мать посылает вместо меня Немезиду! Вот почему мы с ней занимались вместе.
Дыхание у меня перехватило.
– Что? – изумилась Сутера.
Я подскочила к ним, пытаясь взглядом предупредить Сидонию, но та, похоже, даже не понимала, с кем и о чем говорит.
– Все вы одинаковые, – словно безумная, кричала она. – Думаете, что она – это просто имущество. Немезиду отправят ко двору, чтобы она рисковала своей жизнью вместо меня, так, будто ее собственная жизнь ничего не стоит!
– Государственная измена! – выдохнула Сутера.
Слова похоронным звоном зазвучали у меня в голове, и колокол этот звонил не по мне. Сидония проговорилась. Следовало срочно исправлять ситуацию.
– Дония!
Наконец-то мой голос, низкий и угрожающий, пробился к ее разуму. Она замерла, размазывая слезы по щекам и дрожа всем телом.
– Дония, мы с тобой потом поговорим. Но сперва, Сутера, мне нужно кое-что вам объяснить. – Я схватила гувернантку за руку и поволокла за собой. – Видите ли, тут все очень запуталось…
– Немезида, нет! – Сидония, до этого стоявшая как вкопанная, похоже, сообразила, что сейчас произойдет.
Я оглянулась на нее. Мне вовсе не хотелось, чтобы это произошло на ее глазах, но если так… Что же, пусть смотрит.
Сутера уставилась на меня ничего не понимающим, глуповатым взглядом, собираясь, по-видимому, что-то спросить. Задать свой вопрос она не успела. Я свернула ей шею.
Глава 7
По саду разнесся пронзительный крик Сидонии. Я шагнула назад, труп Сутеры оседал на землю. Дония, рухнув на колени рядом с телом, принялась трясти гувернантку, звать ее по имени:
– Сутера, Сутера!
– А чего ты ожидала? – тихо спросила я.
Сидония подняла на меня взгляд. На ее лице застыл ужас, совсем как в тот день, когда мы впервые встретились. Похоже, до этого мгновения она толком не понимала, что я такое на самом деле.
– Зачем? – прошептала Дония. – Она же нам помогала.
– Затем, что ты проболталась. Выдала не предназначенное для ее ушей. Она бы на нас донесла, и я не смогла бы тебя спасти. – Я сделала шаг к ней, но Дония в панике отшатнулась.
Что же, в данный момент ее страх был мне на руку. А отнюдь не ее обожание и любовь. Мне требовалось, чтобы она меня, наконец, поняла. Увидела такой, какой видели матриарх и священник. Осознала мою сущность. Мое сердце сжалось при мысли о том отвращении, с которым она будет на меня смотреть, когда повязка упадет с ее глаз, но это нужно было для нее самой.
