– Отец, – Дэн сбился на почти шёпот, – послушай…
– У меня больше нет сыновей. Стража!
А вот это уже не просто плохо – хуже некуда.
Я бочком скользнула по стене, прильнув к платяному шкафу, молясь, чтобы меня не заметили.
– Фин, нет! – Фрайн отчаянно вырвался вперёд, встав прямо перед братом, раскинув руки: точно хотел разом заслонить всех присутствующих. – Мы…
– С тобой я позже разберусь. Вырубить его!
Взмах руки одного из стражников, человека, начертавшего рунную вязь, – и Фрайндин, закатив глаза, рухнул на пол.
– Убить их! – Хьовфин сорвался на хриплый крик. – Убить их всех!
– Фин…
Одинокий голос Эсфориэля заглушил звон клинков. Дэнимон принял удар одного стражника на свой меч, Восхт посохом заслонил Фаника от другого, отражённое заклятие третьего пёстрыми искрами осыпалось с барьера Лода. Остальные светлые медлили, и надежда сверкнула во мраке робкой искрой.
Они не рвутся убивать своих принцев. Не все. Может, если обезвредить немногочисленные горячие головы, если всё-таки поговорить с Фином, если заставить его нас услышать…
Рыжиной полыхнула в дверном проёме знакомая кудрявая грива, – и искру затопило волной болотной безнадёги.
– Фрайн! – завопила Машка, с порога призывая огненный клинок. – Фрайн, что с тобой?!
Судорожно завертела головой, пытаясь понять, что происходит, и увидела меня.
Ну почему, почему ты всегда появляешься так не вовремя…
– Ты! – завизжала Сусликова. – Снова ты!!! Что вы сделали с моим Фрайном, сволочи?!
– Алья! – тоскливо выкрикнул Лод.
Прежде, чем Машка понеслась вперёд, колдовской вихрь подхватил меня, унося прочь из золотого дворца. Закружив голову, завертев до тошноты, швырнул на сливовый ковёр.
Я приподнялась на локте – сил встать не осталось. Посмотрела на Алью и Морти, восседавших за овальным столом в башне Повелителя, с управляющими кольцами на пальцах: глаза второй были растерянными, первого – пустыми. Обвела взглядом Лода, выпачканного в крови, и Эсфориэля, молча опустившего руки; Фаника, кубарем прокатившегося к камину, Восхта, так и сжимавшего в дрожащих руках водяной посох, и Дэна, рухнувшего на пол неподалёку от меня, рядом с клинком, который он наконец-то выпустил из пальцев.
В сознании, едва ли не впервые в жизни опустевшем, нашлось только одно слово: глупо. А потом – ещё три: вот и всё.
Фаник, закашлявшись, перевернулся на спину. Кое-как сел, прислонившись к стене.
– Ладно. Это было не слишком хорошо, – младший эльфийский принц выдавил из себя кривую улыбку. – А запасной план у нас есть?
Глава седьмая
Ночь света
Когда Морти тихо вошла в лабораторию своего хальдса, тот сидел за столом, увлечённо записывая что-то. В одиночестве. Металлический конец пера скользил по пергаменту, деревянный – выписывал в воздухе кружева, подчиняясь перепачканным чернилами пальцам; бледное лицо колдуна было спокойным, взгляд – сосредоточенным. Рядом стояла остывшая кружка с чаем, спящий Бульдог сопел под креслом. Ничего необычного.
И только синие круги под глазами выдавали, что Первый Советник Повелителя дроу не спит четвёртый день.
Обняв Лода со спины, принцесса прильнула щекой к его щеке.
– Тебе надо отвлечься, – шепнула она. – Отдохнуть.
– Морти, завтра к нашим горам двинется семидесятитысячная армия, – Лод ожесточённо перечеркнул очередную строчку, как много раз до того. – И я очень не хочу воплощать в жизнь план, который заготовил на случай вторжения.
– Я знаю. Но в таком состоянии ты не можешь мыслить трезво. Ещё немного, и ты не сможешь мыслить вовсе. Отвлекись, и решение найдётся.
– Я не могу.
– Ты должен, – Морти накрыла ладонью его ладонь, останавливая перо. – Лод, иди спать.
– Сразу, как решу эту задачку, – он мягко, но непреклонно высвободил руку из её пальцев. – Как там Навиния?
– Я… сегодня ещё её не навещала.
– Тогда навести.
Он продолжил писать, и в тишине, нарушаемой лишь шорохом, с которым строки ложились на пергамент, Морти опустила глаза. Не говоря ни слова, отстранилась и прошла обратно к лестнице: медленно, точно ожидая, что её сейчас окликнут.
Не окликнули.
Покинув обитель колдуна, принцесса не повернула по направлению к башне Повелителя, а приблизилась к высокому окну – мысли её явно были где-то далеко. Облокотилась на мраморный подоконник, посмотрела в прозрачное стекло: одно из сотни, оплетённых изящным цветочным узором кованого оконного переплёта.
Внизу, в дворцовом саду, у чёрного пруда сидели трое. Белизна их одежд выделялась в вечном мраке, гармонировала со светящимися лепестками роз.
Взгляд на этих троих – а может, лишь на одного из них – заставил взгляд Морти стать ещё тоскливее.
– Принцесса?
Услышав оклик, она вздрогнула и отстранилась от окна.
– Тэлья Эсфориэль, – принцесса степенно кивнула брату Повелителя эльфов.
Тот, помедлив, подошёл к ней:
– Я понимаю, отчего вы так печальны, но не нужно отчаиваться.
– Я не отчаиваюсь. Нет вестей о вашем брате?
– Нет. Во дворец иллюранди проникнуть не могут, за пределами дворца его не видели. Однако слухов о его участии в убийстве Авэндилль тоже не слышно. Видимо, Фин решил не разглашать этого. – Эсфориэль помолчал. – Что ж, вселяет надежду на благополучный исход.
– Благополучный исход?..
– Я буду рад, если Фрайна убедят, что мы лгали. Что лишь хотели переманить его на свою сторону. После всего, что случилось… если он будет упорствовать, настаивать на нашей правоте… – эльф резко повернул голову, отворачиваясь. – Нет, не хочу думать об этом. Надеюсь, Фин простит его. Он знает, что Фрайн всегда был наивен и верил тем, кого любит.
– Неужели нет никакой надежды, что Хьовфин прислушается к его словам? Светлые маги ведь могут проверить его память, найти там подтверждение…
– И что это докажет? Всё, что есть в памяти Фрайна, – невинный эпизод, Авэндилль, которая слушает его песню. И наши слова. А светлые привыкли к тому, что эти слова всегда ложны.
Проследив за его взглядом, Морти снова посмотрела в окно.
– Как можно быть таким? – проговорила она отстранённо, наблюдая за белыми фигурками внизу. – Готовым без раздумий убить своего брата, своих детей?
– Для него это было бы спасением заплутавших. – Эсфориэль прикрыл глаза. – Он… явно не соображал ясно в тот момент. То, что он увидел, затмило ему разум. Хотя, откровенно говоря, я опасаюсь за его разум уже восемнадцать лет.
– И всё равно его любите.
