200. 15 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Жизнь моя, любовь моя, it is twelve years to-day. И сегодня же вышел «Despair» и «Дар» в «С. З.».
Полная удача с «Outrage». Оно появится в майском номере «Mesures», и наш Виктор уже получил за него тысчонку. Завтрак на вилле Henry Church’a (издателя «Mesures» – это миллионер-американец с чудным фурункулом на загривке, – старый, молчаливый, с литераторствующей женой из немок) был замечательно удачным. Сборный пункт был в книжной лавке Adrienne Monnier, на Odéon, а оттуда поехали на автомобиле к Church ам, за St. Cloud (все зелено, мокро, цветет миндаль, мошки толкутся). Меня очень «фетировали», и я был в ударе. Из писателей был Мишо. Очень я подружился с издательницей Joyce’a, Sylvia Beach, чопорная лесбияночка, через которую многое можно будет сделать в смысле распространения «Despair» и налаживания французского его изданья, ежели «Gallim.» и «Albin Mich.» не marcheront pas. После завтрака было нечто вроде собрания редакции «Mesures», и нас пятнадцать раз снимала фотографша. Был разговор о том, что при помощи каких-то волн можно установить звук растений. Я утверждал, что тополь поет сопрано, а дуб басом, но Полан гораздо остроумнее меня утверждал, что нет, – у дуба, оказывается, такой же голос, как у маргаритки, – «peut être parce qu’il est toujours un peu embarrassé». Завтра завтракаю с ним, Cingria, Сюпервьель и Michaud на Монпарнасе. Душенька моя, я люблю тебя. Рассказ о моем маленьком («для берегов») упоителен. Зензинов все время смеется и всем рассказывает. Your letter to Ильюша is quite nice, my darling one. Паспорт твой будет продлен во Франции, как только приедешь. Мне ужасно больно, что опять провалилась Прага, но я не очень и верил, что это выйдет. В Англию еду на неделю в конце месяца. Завтра в пять буду у Саблиной – налаживать русский вечер там. До 25-го я во всяком случае не уеду – надо дать книжке немножко побродить, так пишут и Будберг, и Струве. Послал Лонгу еще адреса, данные мне Sylvia Beach. Мой «Пушкин» имеет очень симпатичный успех. Я потолстел, загорел, сменил кожу – но чувствую постоянное раздражение, оттого что негде и некогда работать. Сегодня обедаю у Кянд. Старику сейчас буду звонить.
Му love, my love, как давно ты не стояла передо мной в халатике, – Боже мой! – и сколько нового будет в моем маленьком, и сколько рождений (слов, игр, всяких штучек) я пропустил… Написал к Черной вчера. Душка моя, смотри, соберись осмотрительно, чтобы в последнюю минуту не оказалось каких-нибудь задержек. Как забавно – насчет Барделебенши. Умер бедный Ильф – и как-то думаешь о делении сиамских близнецов. Люблю тебя, люблю тебя.
Мои французские акции очень поднялись, Paulhan est tout ce qu’il y a de plus charmant и чем-то напоминает – живостью, быстрым темным взглядом, статью и небритостью – Ильюшу. Кланяйся Анюте, жду от нее письма.
Целую тебя, мое счастие, усталенькая моя… В.
201. 15 апреля 1937 г.
Париж – Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Congratulations, my dear love.
202. 17 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Душенька моя дорогая,
спасибо за журнальчики. Скажи, послать ли тебе номер «Совр. зап.», или это будет лишний груз при путешествии? Напиши мне также определенно насчет tub’a: это вещь совершенно необходимая, bath or no bath. Тут можно купить очень дешево.
У меня был очень приятный завтрак с братьями-писателя-ми – французскими, bien entendu, – у земляков я к себе большой любви не чувствую; было человек пятнадцать – и некоторым для меня сюрпризом оказалось то, что каждый платит за себя, – что влетело в тридцать франков. Супервьель (у которого буду в четверг) стал совсем уже похож на старую лошадь – с очаровательно лошадиной улыбкой, – так и хочется дать ему на ладони большой, в шерстинках кусок сахара. Полана я умолял подействовать на Галлимара, а то я не знаю où j’en suis с «Désespoir». Молодые писатели из «N.R.F.». Сироп комплиментов по поводу все того же «Vraisemblable». Обмен адресов.
Маленький контр-так: М., прочтя мой отрывок (арест Черныша), пришел в ярость, затопал и наотрез отказался печатать. Это мне нынче сообщил Ильюша. Дилемма: отказаться от дальнейшего сотрудничества или дать другое (путешествие Г. Ч., над которым я здесь немножко работал). Склоняюсь, увы, ко второму. Зато Илья мне предложил – ежели Руднев не пожелает главу о Черн, печатать в «Совр. зап.», – поместить оную главу на тех же условиях в новом журнале «Русские записки». Согласился.
С Саблиной столковался о вечере и буду писать сегодня ее мужу. «Despair» уже получен указанными мною лицами, но мне еще не прислали. Сегодня Denis Roch(e) мне читает окончательный перевод «Весны», – молодец, скоро сделал. На днях буду в «Candide» – а то они что-то тянут. Больше всего на свете мне сейчас хочется двух вещей: чтобы ты была (с ним, тепленьким моим) рядом, близко, ту sweet darling, – и чтобы я мог спокойно продолжать мой «Дар» (ни одной опечатки в первой главе – и вообще очень приятно подано). В понедельник буду в английском консульстве. Как ты думаешь, просить ли Bourne разослать экземпляры (мои) «Despair» а (скажем, Томсону, Соломон, Church’y, Harrison и т. д. – человек десять-пятнадцать наберется) или сделать это самому из Лондона? Ответь мне сразу на все эти вопросики, ту precious. Счастье мое, я больше не могу без тебя. Целую тебя, целую тебя – и еще целую.
В.
203. 19 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Любовь моя, is the little man all right?
Получил нынче 6 экземпляров «Despair’a» в знакомом (гнусном) жакете, но в очаровательной обложке. Прислать тебе? Сегодня иду в английское консульство за визой, потом к И. В. слушать продолжение мемуаров… По-видимому, английский вечер будет 3 мая. Перевод Роша просто великолепен, но мы 4 часа с ним разбирали его и правили – и не совсем кончили; в среду опять придется встретиться. Был с Ирой и Сабой в мюзик-холле, где пляшут жалкие голые женщины. Написал сегодня в Англию пять писем. От почтамта известие о прибытии пакета. Руднев просит следующую главу к 1 июля. Неужели через двадцать дней я увижу тебя и его? There are days when I adore you just a little more than a human being can adore – and to-day is one of them. Как ты чувствуешь себя? Любовь моя дорогая…
В.
204. 20 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Му only love, как хорошо, как прелестно все то, что ты пишешь о маленьком (и о чердаке!), и вообще, это было особенно дорогое письмо (кроме «гнусных сплетен»). В четверг утром я увижусь с приехавшей в Париж с юга Марьей Ивановной. Она пишет: «Я с удовольствием сдам вам с мая месяца свой домик, если это вам подойдет. Также дам вам подробные указанья, как устроиться в Фавьере, если вы захотите поселиться в пансионе. Теперь уже нет смысла ехать в Borníes, так как в Фавьере уже хорошо в мае». А я-то как looking forward к его теплу, словам новым, хитренькой улыбке. Му darlings! Но я не знаю, как устроить с перелетом из Берлина сюда – тут Марья Игнатьевна не может пособить. Она была, знаешь, любовницей Горького, Локарта, теперь Wells’a – quite the mysterious adventuress type. Вообще, не знаю, как лучше, ехать ли через Париж, с перерывом, значит, или через Страсбург. Мне кажется – второе; это уж будет последнее твое испытание, это путешествие, моя усталенькая. Я совершенно перейму его от тебя в Фавьере. По причине (нашей, тебе понятной) даты, мне хочется тебя встретить в Тулоне не позже восьмого мая (да и по причинам коронационным нельзя делать вечер в Лондоне позже этого срока). Из полановских пошлю сегодня книги маме. Готовлю отрывок для «П. Н.». Операции делать не буду. С Зиной я в контакте – и по ее просьбе просил в «Nouv. Lit.» отослать ей обратно пушкинский матерьял, который она им в свое время послала. О Кирилле я спрашивал ее в двух письмах, но она еще ничего не ответила.
