207. 26 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Моя дорогая любовь, карточки – чудные! Thanks my dear love. Сижу в угловом нашем кафе, на солнце, меня бесит и мучит, что ты не видишь со мной вон ту улыбающуюся липу, сияние пешеходных гвоздей, рубин моего дюбонне. Вместо окончательного решения я получил сегодня от Глеба дурацкую вялую открытку с сообщением, что у него нет лишних два фунта, чтобы снять зал; Виктор же просто боится ему их послать, обо он их растратит. Ссылаясь на то, что об «Отчаянии» не появилось еще ни одного отзыва, Струве виляет, задумывается и предлагает сосредоточиться на Саблине, вследствие чего я пришел в такое бешенство, что едва не послал ему соответствующего письма. С другой стороны, я от Саблина до сих пор не получил ответа – говеет, должно быть. Проект же поехать пораньше, 28-го, чтобы сговориться с Liberal Club, и вовсе лопнул, по-видимому. Подожду еще три дня и, если ничего нового не будет, попрошу тебя не медля выехать, мое счастие, так чтобы уже к первому быть в Favières. Напишу тебе о поездах. Глебу сегодня пишу, чтобы он хоть русский вечер попытался бы дельно устроить, снесясь с Сабл., и кроме того – английский вечер в частном доме, но никаких залов. I feel quite miserable. Главное, что если теперь Англия не выйдет, то незачем было так откладывать твой приезд. Буду еще говорить завтра с Саблиной. Мне кажется, что все-та-ки можно все усилия приложить, чтобы эта поездка в Лондон состоялась.
Провел приятнейший вечер с Jules Superv. Был у Fayard, взял экземпляры «Course» и предложил им перевести «Despair». Jean был очарователен и обещал скорый ответ. Докончил с Roche «Фиальту» – вышло великолепно. Добужинский сделал мой портрет – по-моему, похоже. Видел Люсю, Sylvia, Ridel, Эргаз. В пасхальном номере мой отрывок, а в мае имею право дать три, так как в этом был только один. У меня прямо сердцебиение делается, когда думаю о нашей встрече. Ты. Тебя. С тобой. И мальчика моего целую, – и Анюте привет.
Перо забастовало
[132]. В.
208. 26 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Любовь моя, я зря послал тебе вчера паническую открытку. Все устраивается. Только что получил милейшее письмо от Саблина с назначением вечера 5 мая, так что уже 6-го удастся вернуться. Даже если Глеб так и не устроит английское (3 мая), то все равно стоит поехать. Я послал им список адресов и написал всем своим друзьям в Лондоне. Поеду 30-го или 2-го. У Haskell мне придется жить в гостиной. Все хорошо. Мне нынче весело, оттого что я тебя меньше чем через 2 недели увижу, моя любовь. И его. Об Анне Нат. я написал только потому, что она сама в свое время мне это предложила. Если ты все-таки хочешь проехать через Париж, то к 6-му или 7-му постараюсь найти тебе помещение. I want to get sea-and-sun things for you, но не знаю размер и т. д. – меня это мучит! Сегодня вечер памяти Замятина (читаю там по-французски «Пещеру» его) в частном доме, – у дамы, которой посвящена «Синяя звезда» Гумилева. То, что у Люси, остается неприкосновенным. Люблю тебя. Чудеса экономии. Но вот только на переписку уходит много. Потолстел, говорят, загорел. Как мечтаю о том, что ты будешь отдыхать. Все очень хвалят ее – нашу – дачку. I kiss you. В.
Бедный, бедный Клем Зон. Зека видел, как он упал. Ses ailes, ses pauvres ailes…
[133]
Дорогая моя Анюточка,
мне грустно, что ты плохо себя чувствуешь (даже Анна Макс, об этом писала) и что столько суеты и неудобств. Огорчает меня и то, что не знаю (и никто не знает) твоих планов. С Люсей я подробно обсудил вопрос дачки и взял ее. Едешь ли ты во Францию вместе с Верой? Сколько рассказов у меня есть для тебя! Обнимаю тебя, будь здорова, соскучился по тебе очень.
В.
209. 27 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Любовь моя, хорошо, я согласен. Мне не под силу длить эту шахматную игру на расстоянии – я сдаюсь. Твое здоровье, свидание с мамой и, что грех(а) таить, возможность спокойно сочинять «Дар» – вот что перевожу на передок сознания. Но мне безумно жаль Фавьер (с Черной я условился, что дам ей окончательный ответ письменно, так что благополучно). Теперь так: боясь новых перерешений de ta part, не рискую сегодня писать маме о визе для меня (я был в чешском консульстве, и там без этого мне визы не дают, т. е. это продолжается 3 недели). Поэтому, если решено ехать в Чехию, – немедленно, сейчас же (а то до 7-го не получу) напиши ей, чтобы она пошла в министерство и чтобы визу мне послали сюда. (Так как у нас скоро будет здесь перми перманан, то беспокоиться о паспорте нечего – хотя, действительно, придется его, может быть, послать из Чехии Маклакову). Ты же выезжай без отлагательств. I am furious with you, but I love you very dearly. В.
[134]
He понимаю, почему нельзя жить у Черной, столуясь в пансионе рядом. Продолжаю думать, что это единственно разумное. Так что никакого особенного хозяйства вести не нужно. Нелепо покидать Францию, когда все на мази, а так меня опять здесь забудут и все нужно будет сначала. Ради Бога, подумай еще. С хозяйством устроимся, уверяю тебя. Но делай как хочешь.
Ни о каких других французских курортах печься не буду.
210. 29 апреля 1937 г.
Париж, авеню де Версаль, 130 —
Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21
Любовь моя, моя английская поездка окончательно провалилась. Струве вяло лепечет вместо ответа насчет английского вечера, а (после определенного своего приглашения) Саблин спохватился и через жену передает, что ехать рискованно – пасха и коронация. Не могу тебе передать, в какое состояние раздражения меня привели все эти переговоры. К черту. В конце концов, этот идиот полтора месяца водил меня – и себя – за нос. Я бы никогда не подумал о второй этой поездке в Лондон, если б он не организовал первую так хорошо. А ведь тогда он это делал даром, а теперь я предлагал ему участие в прибое. К черту. Мне интересно, что дальше будет, то есть сколько еще времени ты будешь решать, куда тебе ехать, и в случае окончательного и бесповоротного (иначе было бы преступлением опять поднимать маму) решения ехать в Чехию, как долго мне придется здесь ждать чешскую визу.
Завтра напишу тебе подлиннее – мне слишком беспокойно сегодня, и только тогда успокоюсь, когда ты (нынче вечером, надеюсь) напишешь, что собираешься в путь.
Still, I adore you, my sweet darling. Обымаю маленького моего.
