Меня страшно нервит, что придется вернуться в Париж, не доделав дел, т. е. не дождавшись разрешения лидского вопроса, а вместе с тем я не могу жить дольше без вас.
Да, переехать в Лондон нужно непременно: откажись от квартиры и забери залог. Буду теперь хлопотать насчет виз – не у Будберг, а у тех же Lutyens (Ева в один день устроила брату службу у Sir Alfred Mond’a), но поговорю и с Саблиными, и с Губскими.
Charwoman была. Послезавтра зайду к Винаверу. Маму перевели в III класс больницы, положение все то же… Поскорее вышли деньги – а то там 5000 долгу. Румыну написал и старику. Осоргин прав: слишком мало ходов, чтобы ферзю было некуда отступить… Надо ехать, шесть часов. Обожаю тебя свыше меры и слов.
В.
244. 20 апреля 1939 г.
Лондон – Париж, рю ле Мору а, 31,
отель «Роял Версаль»
12.30
Любовь моя дорогая, вчера обедал у Губских (очень милые) с недавно бежавшей из России дамой, проделавшей много тюрьм (Beausobre). Сегодня утром в 10.30 был у Sir Dennison Ross, написавшего) обо мне в Leeds своему кузену, профессор(у) воет, язык. Теперь уж все на мази. Завтра или послезавтра буду у Гамса насчет виз. Сейчас иду завтракать (пишу тебе из почтамта по дороге) к Miss Curran (Secretary of Hist. Soc.), которая тоже pulls strings. Затем пью чай на Pic(c)adilly с Гринбергом, а обедаю у Гальперна. Завтра читаю куски из «Sebastian» у Harris’ов. Прелестная солнечная погода, все блестит и отражается. Синие таксомоторы, проезжая мимо красных автобусов, становятся на мгновение фиолетовыми. Ross был очарователен. Выезжаю в воскресение утром, в 6.30, так что к восьми, думаю, буду в Париже. Я люблю тебя. В общем, несмотря на то, что конкретного еще ничего нет, the outlook во всех отношениях looks hopeful – и Leeds или no Leeds, но мы к осени сюда переедем. Мне же, вероятно, придется вернуться сюда через неделю, с Лурье. Целую тебя, моя душенька.
И ТЕБЯ, МОИ СЕЛЬТАКАТЬ, ЦЕЛУЮ.
В.
245. 21 апреля 1939 г.
Лондон, Гр о в-энд-Гардене – Париж, рю Буало, 59
21 – IV _39
4.30
Любовь меня
[142], сегодня совсем трагическое письмо из Праги, у мамы нарыв в легком, ее перевели в отдел тяжелобольных, где она делит комнату с умирающей. Денег ни гроша, Саблинские еще не могли прийти, а как насчет твоей высылки из Парижа? Мучительно, мучительно, что нельзя поторопить. Совершенно не знаю, что сделать! Соломон предлагала одну комбинацию, поговорю еще с ней. Письмо Е. К. вконец отчаянное. Ужасно…
У меня сегодня рекордный день в смысле всяких дел. Вчера завтракал в Historical Society с очень любезной его секретаршей, в hall’e какого-то баснословного века, пригласил ее на мое сегодняшнее чтение. Оттуда отправился на Пикадилли, где пил чай с Гринбергом. Он очень трогателен, предложил мне, смущаясь, «фунтов десять», я ответил, что при случае у него займу, долгосрочно. Затем поехал домой и выбрал, что читать, первые три главы из «Sebastian». Люблю тебя. Послезавтра! Затем поехал обедать к Гальперну, не очень приятненькому, осторожно двигающемуся, чтобы не просыпать себя, которым он полон. Все это громадные концы на громадных автобусах. Сегодня в десять утра был у Prof. S. N. Harper (занимающего в Чикаго такое же – но еще более властительное – место, как Pares здесь). Он оказался большой упругой душкой и сказал, что с первого июля (запомни дату) будут шансы меня устроить в Чикаго, к этому сроку он просит м(еня) прислать ему мои бумаги. Послезавтра он едет в Россию. У него работает Parry. Словом, и тут есть надежда. От него помчался – пришлось взять такси – к Винаверу. Совершенно не изменившему(ся) за 20 лет! Мы очень дружески с ним потолковали, он одобрил все мои действия и обещал поговорить с Трофимовым (русским лектором в Манчестере), чтобы тот дал «удар плеча» в Leeds’e. Кроме того, он по моей просьбе написал ко мне письмо (оно придет на rue Boileau) «с предложением приехать читать в Манчестере». Я это попросил, чтобы получить визу сюда, ибо вижу, что, несомненно, придется вернуться с Лурье. Комитет (выбирающих кандидатов и т. д.) собирается только в конце будущей недели, и за этим, надеюсь, последует вызов в Leeds на interview, на котором задают тебе всякие самые неожиданные вопросы (what are your hobbies, напр.) Затем поехал завтракать к Саблиным. Если получу какое-нибудь место в Англии (между прочим, намечаются еще ваканции), то с визой нам никаких трудностей не будет. Во всяком случае (т. е. для того, чтобы просто перебраться сюда к осени, на ура) я еще повидаю Гамса, – к которому вчера и сегодня безнадежно звонил, он неуловим. Сейчас иду к баронессе, оттуда обедать к Haskell и уже с нею на мое чтение к Harris. Сегодня чудно тепло, все зелено, и я волосы вымыл сильвикрином. Валя Цетлин утром приехал и вечером уезжает на week-end. До воскресения вечером, моя любовь. Помни, что может случиться, что мы не к восьми приедем, а к десяти или позже (не думаю). Будет ли мне где спать? Я очень дурно высыпаюсь здесь, хотя ложусь сравнительно не поздно. Ну вот, это последнее письмо отсюда. Не помню, какой этаж наш на Буало, прибей карточку, а то еще швейцариха будет спать, если приеду среди ночи. Обожаю вас.
РАДОСТЬ МОЯ, МИТЕНЬКА, ЕДУ!
В.
Винавер просил ему послать (для Трофимова) «Пригл. на казнь». Если есть – пошли! Prof. Е. Vinaver, The University, Manchester.
246. 1 июня 1939 г.
Лондон, Xopнтон-стрит, 22 – Париж, рю Буало, 59
Tel: Western 49–21
1 – VI – 39
11.30
Любовь моя, эти три с лишним часа на море были ужасны. Хотя солнце сияло вовсю, море было совершенно разрыто и перевернуто ветром так, что качало чудовищно. Я остался на палубе, жарясь на солнце и орошенный ежем(ин)утно каемкой той волны, которая обливала менее защищенных англичан. Я еще никогда не видал стольких людей одновременно блюющих. В особенности была хороша компания экскурсанток – по-видимому, обожравшихся апельсинами, судя по результатам. Палуба была вся в потоках рвоты.
Здесь гораздо симпатичнее и уютнее, чем было у Саблиных. Хаскель очень мил и интересен. В субботу (к) завтраку уже позван Политцер (Collins), и поговорим вплотную о моей книге. Ты была такая хорошенькая, мое счастье, на вокзале. Хаскель вообще is very helpful. Звонил я после обеда Цетлиным – сегодня у них обедаю, Любжинскому, которого не застал, тоже звонил, и Соломон (увижу ее в пятницу, а пока она мне продиктовала письмо, которое мне надо написать к Colonel Clive Garsia по поводу возможности получить работу по преподаванию русск. яз. в Staff. College), и Губским (у котор(ых) сегодня завтракаю), и агенту Будбергши (Otto Thien, у которого сегодня пью чай), и Глебу (который мечтательно говорит о вечере чтения и которого повидаю завтра), и Эве, к которой вчера же вечером зашел. Она лежит вторую неделю в постели, сердечная слабость, муж сидит у
[143] изголовия, буду у них опять в воскресение. Во всяком случае я машину визитов и разговоров и планов опять наладил и пустил в ход. Подожди до завтра или послезавтра с письмом в Пневматоракс – забыл название! Боже мой, как мне болезненно и безумно хочется бабочек. Если завтра утром не будет дел, поплыву в музей (он опять за углом).
