Она хотела, предупредить его, чтобы он подготовился. Но его не оказалось ни в доме и нигде поблизости. С рассвета его никто больше не видел.
И тогда она поняла, что случилось. Эрик убежал. Он ни словом не выдал ей своего намерения.
Он бежал один. Она знала почему. Она вспомнила его угрюмое решительное лицо прошлой ночью, его отстраненное задумчивое молчание. Он уже тогда решил бежать, но скрывал это от нее.
Ради меня, думала она. Он сделал это ради меня. Она знала, куда поведет его путь — на север, к его народу. И она была убеждена, что найдет его там. В Германии Ульрика найдет отца, брата и человека, которого она любит.
Она взбежала наверх, в детскую, и отослала няню, чтобы побыть вдвоем с Валерием.
— Братишка, — сказала она и присела перед ним на колени, — я хочу тебе кое-что подарить.
— Вчера вечером ты так и не зашла ко мне, Рикки, — пожаловался он. — Я все время ждал, но ты не пришла после праздника.
— Не сердись на меня, Валерий. Я неважно себя чувствую. Я знаю, что обещала тебе сюрприз, но ведь это еще лучше, правда?
Он вытаращил глаза, когда она раскрыла платок.
— Прямо как твой! — вскрикнул он и схватил крест.
Надевая Валерию цепь на шею и расправляя ее на груди, она торжественно объясняла:
— Это совершенно особенный подарок, братишка. Он действительно точно такой же, как мой, и он будет крепко связывать нас друг с другом. Неважно, как бы далеко мы ни были друг от друга, крест будет нас всегда связывать.
Он засмеялся:
— Мы ведь всегда будем вместе, Рикки. Ты же живешь через пару домов.
Она сдержала подступившие слезы.
— Послушай, братишка. Посмотри на меня и послушай. Этот крест очень важный. Ты должен всегда хранить его. И когда-нибудь, когда я тебе понадоблюсь… — У нее задрожал голос.
— Почему ты такая грустная, Рикки?
Она подняла его и крепко прижала к себе.
— Послушай меня, Валерий. Ты должен мне кое-что пообещать. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, неважно, где ты будешь и сколько тебе будет лет, пошли мне этот крест, и я приду.
Он зарылся в ее волосах, и его голос зазвучал приглушенно.
— Но где же ты будешь, Рикки?
— Обо всем этом я дам тебе знать, как только смогу, братишка. Если нет, спроси Селену. Крест найдет ко мне дорогу, Валерий, и я сразу приду к тебе, где бы ты ни был. Я обещаю тебе.
— А если я тебе понадоблюсь, — ответил Валерий, чувствуя серьезность момента, — то пошли мне свой крест, Рикки, и я приду к тебе.
Ульрика отклонилась и взглянула в маленькое личико, на которое теперь легла тень страха. Она впервые увидела его лицо таким, каким оно будет, когда Валерий вырастет. Это было красивое лицо мужественного человека.
— Да, — горячо произнесла она, — если ты мне будешь нужен, братишка, я пошлю тебе свой крест как знак.
Она поспешила покинуть детскую, пока он не успел увидеть ее слезы. Во дворе она взяла свои узлы, которые там оставляла, вышла в сад, взглянула на солнце, чтобы определить его положение, и пошла вниз с Эсквилина в направлении улицы, ведущей к Остии. На ногах у нее были крепкие башмаки, а в поясе было зашито достаточно денег, чтобы добраться до цели. На левом плече висел ящик с лекарствами.
65
— Это ты, Марселла?
— Да.
— Ты акушерка с острова на Тибре?
— Да.
Императрица Агриппина кивнула рабыням, стоявшим рядом, и они вышли. Марселла, оставшись вдруг наедине с императрицей, не имея понятия, зачем ее привели в императорский дворец, нервно переступала с ноги на ногу.
— Мне доложили, — заметила Агриппина, — что ты будешь принимать роды у Юлии Селены. Это так?
— Да, госпожа. Она просила меня об этом. У меня тридцатилетний опыт в этом деле.
— Когда должен родиться ребенок?
— Через две недели.
— У меня есть для тебя задание.
Марселле вдруг стало неуютно. До нее доходили слухи об этой жестокой женщине, люди внезапно исчезали по ее указанию — об этом все кругом шептались, — невинных приговаривали к смерти, и они умирали, так и не узнав, в чем состояло их преступление. Неудивительно, что Марселлу охватил ужас, когда она получила приглашение императрицы.
Агриппина взяла небольшой кошелек, который лежал на ночном столике, и протянула его Марселле. Та удивленно взяла его.
— Когда начнутся роды, — сказала Агриппина, — ты всех отошлешь. Позаботься о том, чтобы там никого больше не было, когда родится ребенок. Ты меня поняла?
Марселла кивнула.
— Если это будет мальчик, ты его задушить. Потом скажешь Юлии Селене, что ребенок родился мертвым.
— Госпожа! — в ужасе воскликнула Марселла. — Я не могу этого сделать.
Агриппина просверлила ее взглядом своих зеленых глаз. Этот взгляд ставил людей на колени.
— Ты сделаешь то, что я говорю.
— Но, госпожа, — начала было Марселла, но Агриппина оборвала ее на полуслове. Она поняла. Мальчик, которого народ признает наследником глубоко почитаемого им Юлия Цезаря, был бы препятствием для Агриппины, которая хотела видеть на престоле своего сына.
Марселла бросила на стол кошелек с золотом, выпрямила свое полноватое тело и решительно сказала:
— Нет, я не буду этого делать.
Агриппина вздохнула:
— Я надеялась, что с тобой не будет проблем. Мне сказали, что ты разумная женщина. Теперь я вижу, что это не так.
Императрица хлопнула в ладоши, и в комнату вошел раб. Он положил на стол несколько свитков и беззвучно удалился.
Марселла смотрела на свитки, и кровь стыла в ее жилах.
— Ты знаешь, что это за свитки? — спросила Агриппина.
Марселла покачала головой.
— Это подтвержденные присягой признания людей, которые были свидетелями твоих антигосударственных высказываний и действий. Свидетелей твоей измены.
— Измены?
— Ты никак хочешь это оспорить?
— Конечно. У меня даже в мыслях никогда ничего предосудительного не было.
— К твоему несчастью, это не оправдание. Ты готова предстать перед судом?
— Да. Мои друзья подтвердят мою лояльность по отношению к Риму и императору.
Агриппина вскинула брови. Марселле стало страшно. Она опять взглянула на свитки. Кто их подписал? Кто ее предал? Кого принудила угрозами императрица лжесвидетельствовать против нее, так же как она сейчас хотела принудить Марселлу совершить убийство?
— Вот видишь? — спросила Агриппина. — У тебя нет шансов перед судом. А за измену, ты же знаешь, тебе грозит смерть.
