Ей казалось, будто она вышла из своего тела и стояла рядом с молодой женщиной с искусно заколотыми волосами, одетой в столу, на темной синеве которой светилась белая роза как звезда, и эта женщина была центром всеобщей радости.
— Теперь ты должна сказать несколько слов, Селена, и пожелать всем спокойной ночи, — тихо сказала Мера, коснувшись ее руки. Селена будто очнулась ото сна.
Она в ужасе смотрела на мать. Сказать несколько слов? Перед всеми этими людьми?
— Всего несколько слов благодарности, — сказала Мера.
— Н-но…
— Селена, — продолжала Мера тихо, но настойчиво, — встань и вырази свою благодарность.
— Я н-не могу, — шептала Селена.
Вдруг рядом с ней оказался Андреас.
— Ей нужно глотнуть свежего воздуха, — объяснил он Мере, — ей нужна минутка покоя от шума и возбуждения. — Он предложил Селене руку, девушка с благодарностью приняла ее. Гости смотрели им вслед, когда они выходили, Альма и Эстер обменялись понимающими взглядами, а Мера осталась одна.
Селена и Андреас поднялись на крышу, которая казалась мирным островком под сверкающими звездами.
— Селена, — произнес Андреас, — ты не бойся. Ты можешь говорить!
— Н-но я н-не м…
— Подожди, — продолжал он. Он смотрел в глаза, полные ожидания, и сам себе удивлялся. Много лет прошло с тех пор, когда он в последний раз открылся другому человеку, и был так глубоко задет и оскорблен, что после этого больше никого не допускал к своему сердцу. Он закрылся для всех чувств, так как думал, что еще одно такое оскорбление уничтожит его.
И сейчас он стоял здесь, на крыше бедного дома, держа осторожно в ладонях лицо этой робкой девушки, которую он едва знал, и говорил:
— Я знаю, ты можешь говорить, Селена.
— К-как? — спросила она.
— Ты обладаешь способностью лечить других, сейчас ты должна вылечить себя. Вспомни случай с торговцем коврами.
— Да?
— Примени эту силу к себе.
Селена удивленно посмотрела на него. Она никогда не думала о том, чтобы попробовать это.
— Н-но к-как? — спросила она.
— Каждый раз, когда ты пытаешься говорить, ты концентрируешься на словах, именно поэтому ты начинаешь заикаться. Ты слишком напрягаешься. Думай не о том, что ты хочешь сказать, а о чем-нибудь другом. Тогда слова польются сами. Ты должна видеть людей, с которыми разговариваешь, но не направляй свой внутренний глаз на них. Встань рядом с собой. Что ты там видела в тот день, когда случилось несчастье с торговцем? Кажется, огонь? Представь себе этот огонь, сконцентрируйся на нем, и ни на чем другом, и тогда говори.
Селена смотрела ему в глаза как зачарованная. Так и говорила ей Мера, когда много лет назад учила ее этому древнему методу.
— Представь себе его сейчас, — тихо сказал врач.
Она закрыла глаза и снова открыла их. Она увидела пламя и успокоилась. Селена открыла рот и произнесла:
— Я попробую, Андреас. Я попробую ради тебя.
Праздник подходил к концу, и все снова собрались в доме. Стало так тихо, что слышно стало герольда, объявившего смену ночного караула. Селена взглянула на гостей и заговорила спокойно, не заикаясь. Она поблагодарила всех; называя каждого по имени, и, наконец, благословили всех. Когда она закончила, никто не шевельнулся. Все стояли тихо, будто онемев.
Потом некоторые зашевелились, словно очнулись от колдовского сна, а вслед за ними и остальные. Гости попрощались, взяли свои накидки и ушли в ночь.
Эстер сказала:
— Селена, я сейчас как раз тку один образец. Мне бы очень хотелось знать, понравится ли он тебе.
А Альма спросила:
— Можно, я как-нибудь зайду к тебе?
Когда прощалась жена пекаря, у нее на лице было совсем новое выражение, а симпатичный молодой человек, сын торговца оливками, робко спросил Селену, можно ли как-нибудь пригласить ее погулять.
Андреас ушел последним, после того как Мера еще раз поблагодарила его за помощь, а он еще раз поздравил Селену. По дороге он думал о долгой ночи, которая предстояла ему.
Он знал, что не сможет уснуть.
7
— Смерть твоя близка, дочь моя, — сказала пророчица.
Мера кивнула:
— Да, матушка, я знаю.
— А твоя дочь об этом не догадывается?
— Нет.
Глубокая мудрость светилась в старых глазах пророчицы.
— Почему ты не сказала ей, что умираешь?
— Я хотела оградить ее от забот и страха, чтобы ее душа и сердце были свободны в день посвящения в тайны богини.
Пророчица кивнула и отвернулась от Меры, чтобы выглянуть в окно на передний двор храма. Это был серый, пасмурный день, типичный для августа. Издалека надвигалась гроза. Несколько просителей шли через двор, чтобы принести дары богине. Посреди двора стоял священный камень — мощная глыба, говорили, будто к нему прикасалась сама богиня. Матери приводили детей и били их головами о камень в надежде вразумить их.
Пророчица опять взглянула на Меру:
— Когда состоится ее посвящение?
— Завтра. Мы идем в горы.
Пророчица одобрительно кивнула. Эта целительница была благочестивой и верной дочерью богини. Там, наверху, в чистом разреженном воздухе гор, охранявших Антиохию, она соединит свою собственную дочь с Великой Матерью.
— Она готова? — спросила пророчица.
Мера подняла голову и посмотрела ей прямо в глаза. Это была старая женщина, маленькая и хрупкая, закутанная в черные одежды, а сверху — черная паранджа. Мера чувствовала себя совсем незначительной рядом с ней, старухи, работавшие в доме богини, приписывали ей огромную власть. Как и жрицы Минервы и Софии, женщины, служившие Исиде, были в том возрасте, когда лунная река уже иссякала, что позволяло им сохранить в себе мудрость луны.
— Я не знаю, — тихо ответила Мера на вопрос пророчицы, — она должна быть готова. Я ее хорошо подготовила, но…
Пророчица помолчала, ожидая продолжения.
— Но теперь появился мужчина.
— Ты знаешь, что твоя дочь должна прийти к посвящению чистой и нетронутой.
— Я запретила ей видеться с ним.
— Она подчиняется?
Мера заломила руки. Нет, думала она. Шестнадцать лет Селена была хорошей, послушной дочерью. Но сейчас она ускользает из дому и бежит в верхнюю часть города.
— Знает ли она, как это опасно? — спросила жрица, словно прочитав мысли. Меры.
— Я предупреждала ее. Вечером, в день облачения, семь дней назад, когда мы были одни, я дала ей наставления. Но ей кажется, что она любит этого человека, матушка. Ее мысли уклоняются от моего учения. Она думает только о нем, говорит только о нем…
