— Я верю тебе, — сказал он наконец, — я Магний, ночной врач. Чем могу быть вам полезен?
— Каждый раз, когда измеряют пульс, — рассказывала Селена Рани на следующее утро за завтраком, — число записывают на восковой дощечке, которая висит над головой больного. Если потом опять его считают, можно сравнить новое число с прежним, чтобы установить, есть ли изменения. Римляне думают, что изменение пульса указывает на изменение состояния здоровья.
— Гениально! — воскликнула Рани, которая уже жалела, что не пошла вместе с Селеной в валетудинариум.
На столе у них лежал лист папируса, на котором Селена набросала план лазарета.
— Они делают операции только по утрам, — объясняла она дальше, — в это время самый хороший свет, и потом, утром еще прохладно. Тех, кого только что прооперировали, не переносят обратно в палату, они остаются в помещении рядом с операционной.
— Зачем? — спросила Рани.
— На случай осложнений.
Ульрика, сидевшая в углу с куклой, молчала и внимательно наблюдала за матерью и Рани. Они сидели рядышком, склонившись над столом, и рисовали картинки. Они вроде бы чему-то радовались и чем-то были взволнованы.
И тогда Ульрика услышала в саду пение. Она повернула голову и прислушалась. Элизабет собирала на улице цветы.
Накануне вечером, когда Элизабет увидела спящего Корнелия с бледным лицом и перевязанной головой, она разрыдалась. Она думала, что смерть уже унесла его. Но тут пришел врач и сказал, что сейчас Корнелий просто крепко спит, а вечером он приходил в себя и звал женщину по имени Элизабет.
Она все еще не могла поверить, что их тайное посещение валетудинариума прошло так удачно. Селена, наверное, волшебница, если ей удалось так расположить к себе римского врача. Он не только позволил им остаться, не только показал Селене все вокруг и ответил на все ее вопросы, но даже позволил Элизабет навещать Корнелия каждый день в полдень. Поэтому теперь она рвала цветы.
Ульрика следила за веселыми движениями Элизабет широко раскрытыми глазами и спрашивала себя, почему вдруг все сразу стали так счастливы, но никто не делился с ней своей радостью. Ну конечно, думала она, вставая с пола и крепко прижимая куклу к груди, они просто забыли. Иногда они просто забывали о ней. Она подошла к столу и тронула маму за руку.
— Что случилось, детка? — спросила Селена, не поворачивая головы и продолжая заниматься своим чертежом.
— Мама, — произнесла Ульрика.
— Твоя мама работает, — предупредила Рани. — Почему бы тебе не пойти в сад и не поиграть?
— Мама, — снова сказала Ульрика.
— Еще минуточку, Рикки. Посмотри, Рани, это здесь, — сказала она и показала какое-то место на своем рисунке. — Здесь будет большой шкаф с перевязочными материалами и лекарствами. Это практичнее, чем…
Ульрика отошла. Она знала это выражение лица матери. Оно как будто создавало невидимый, но непреодолимый барьер. Она повернулась и пошла в сад.
— Магний также подсказал мне, как лучше поступить с нашими деньгами, — заметила Селена и отложила в сторону перо. — Когда я рассказала ему, что мы хотим попасть на корабль в Александрию, он посоветовал оставить деньги в каком-нибудь банке, здесь, в Иерусалиме. Говорят, моряки — настоящие воры, сказал он. Таким образом мы сможем хорошенько спрятать наши деньги, а иначе будет чудом, если мы сможем довезти их до Египта в целости и сохранности. Здесь есть управляющий, у которого налажены связи с банком Александрии, сказал он, а если у нас будет кредитное письмо…
Они решили, что после обеда Рани пойдет в город и доверит деньги и драгоценности одному из множества уважаемых банкиров Иерусалима. Тогда уже через два дня, когда кончатся праздники, они отправятся на запад, а через неделю взойдут на корабль, который отправится в Александрию.
Селена и Рани, улыбаясь, смотрели друг на друга. Будущее казалось им теперь таким близким!
45
Деревянные кухонные ложки Элизабет изображали еловый лес, а ров, наполненный водой, был рекой, Рейном. Ульрика никогда не видела снега, но мать описывала его девочке, и та считала, что овечья шерсть, которую она стащила из мешка и посыпала ею свой лес, была очень похожа на снег.
Уже близился вечер. Ульрика играла в саду в свою любимую игру под названием «Германия».
— Это река, — громко сказала она, укрепив края рва и добавив немного воды. — А это — деревья. — Она поставила ложки прямо, воткнув их в землю, как сваи. — А здесь Ульрика, — сказала она наконец и посадила свою куклу посреди мини-ландшафта. — Ульрика-принцесса. Она предупреждает всех, что приближаются ледяные великаны. Кто спасет людей? — крикнула она голосом маленькой девочки.
— О! Глядите-ка! Вот Вульф, благородный принц.
У девочки не было куклы, которая изображала бы ее героя, ее живая фантазия дополняла картину. Тараторя и смеясь более оживленно, чем когда-либо, она устроила своим героям воображаемое приключение.
— А потом они жили долго и счастливо, — сказала она, наконец, и, вздохнув, опустилась на траву.
Вульф снова проявил себя как великий герой и спаситель. Не было ничего, что было бы ему не по силам, и Ульрика гордилась, что он был ее отцом. Она знала, что отец любил ее всем сердцем, потому что всегда был рядом. Это была только ее тайна. Мать говорила ей, что Вульф у богини, но ведь Ульрика знает лучше. Много лет назад он пришел к ней в снах и пообещал всегда быть рядом, пока ей это необходимо.
А Ульрике часто не хватало отца. Рани и мама были всегда так заняты, они часто оставляли ее под присмотром чужих людей, и также в этот день, когда ее оставили с Элизабет. И тогда подступало это ужасное чувство брошенности, ненужности, и ей становилось грустно, но каждый раз ее спасал Вульф, который вдруг приходил, говорил с ней и утешал. Вот и сейчас он был здесь, в этом маленьком садике в Иерусалиме.
Ульрика лежала под теплым послеобеденным солнцем, веки ее отяжелели, как вдруг над ее лицом скользнула тень. Она открыла глаза, сказала:
— Ой! — и села.
На садовой ограде сидела ворона. Ульрике показалось, что птица смотрит прямо на нее. Девочка сидела не шевелясь, будто заколдованная. Ворона была священной птицей Одина и, как рассказывала ей мать, покровительницей ее отца.
— Здравствуй, — сказала девочка. — Здравствуй, ворона.
Птица наклонила голову, моргнула, потом расправила крылья и поднялась в воздух.
— Подожди! — крикнула Ульрика и вскочила на ноги. — Подожди, не улетай!
У садовой ограды рос дикий виноград. Его ветви были достаточно крепкими, чтобы выдержать маленькую девочку. Ульрика в одно мгновение перелезла через ограду и помчалась вслед за черной птицей, которая удалялась на фоне голубого неба вниз по переулку.
Александрия!
Оставалось всего несколько дней. Селена спешила по улице, будто могла тем самым ускорить бег времени. В поясе у нее были спрятаны три билета на корабль, которые она купила в порту. И путешествие с караваном в Йорру она тоже уже оплатила. Они отправятся не через два дня, а прямо сегодня вечером. Самое позднее через неделю Селена впервые ступит на землю Александрии, города, в котором выросли ее родители и где Андреас провел свою юность.
