Но как она могла объяснить своей матери и Паулине, что она совсем еще не готова к браку, что она ощущала, как ее распирает какая-то необъяснимая неуемная энергия, которой нет названия? После своего двенадцатого дня рождения, тогда, в Александрии, Ульрика начала ощущать в себе этот огонь, рвущийся на свободу.
Но свободу от чего? — спрашивала она себя, заходя в комнату Валерия, где их ждала няня.
Она чувствовала, что одержима, но не знала чем. Огромная жажда деятельности, ощущаемая ею, была неутолимой. Она с удовольствием работала на острове, помогая матери, но чувствовала себя в Риме будто в оковах, как когда-то в Александрии. Чего же она хочет? Может быть, она хочет пойти по стопам матери и бродить по свету с аптечным ящиком на плече?
Может быть, однажды это откроется мне, думала Ульрика, уговаривая Валерии съесть что-нибудь. Как открылось моей матери. Может быть, уже скоро…
Ульрика смотрела на улицу через окно детской. Она видела фруктовую плантацию, раскинувшуюся на склоне холма за виллой. Апрельское солнце заливало своим светом деревья, и сердце Ульрики вдруг бешено заколотилось.
Она подумала об Эрике и о тех днях, когда она со своей матерью еще жила у Паулины, когда вечерами она тайком прокрадывалась в сад, чтобы дать Эрику урок греческого и поучиться у него родному языку. Как робки и неуверенны были они тогда! Сидя под лимонными и апельсиновыми деревьями, они обменивались словами на своих родных языках, Ульрика царапала на земле палкой буквы и учила Эрика читать на его языке. Неуверенность сменилась со временем доверием, когда учеба им наскучивала, они играли. Эрик дразнил Ульрику и дергал за косы, Ульрика подсмеивалась над его голосом, который еще не нашел верную тональность, над пушком, появившимся над его верхней губой. Они носились по саду и кидались друг в друга гнилыми фруктами. Это были счастливые и легкие времена.
Но однажды все изменилось. Ульрике было пятнадцать, Эрику — семнадцать. Они играли в саду в догонялки. Ульрика стащила у Эрика сандалию, и он гнался за ней между деревьями. Когда он ее догнал, началась возня. Вдруг Ульрика споткнулась и упала. Какое-то время они боролись, заливаясь смехом, и тут Эрик вдруг наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Ульрика оттолкнула его одним резким движением. Она возмущенно крикнула, что у него отвратительные манеры, и назвала его варваром.
Эрик смертельно обиделся и с тех пор не сказал ей ни слова. А когда она попыталась разговорить его, он лишь сказал, что она похожа на маленького ребенка и что лучше бы ей оставить его в покое.
Несколько недель Ульрика чувствовала себя глубоко несчастной. Она не могла понять собственных чувств, не могла объяснить себе, почему она так бурно отреагировала и произнесла такие жестокие слова. Каждый раз, приходя к Паулине, она высматривала Эрика, но он избегал ее, и прежнее доверие никак не возвращалось.
И наконец, этот случай в день ее семнадцатилетия…
— Рикки. — Валерий дергал ее за подол платья. Он съел яйца и хлеб.
Она, улыбаясь, взглянула в его серьезное личико.
— Обещай мне, что будешь умницей, братишка, — сказала она, — сейчас ты поспи, а потом тебя ждет сюрприз.
Спускаясь вниз, Ульрика подумала, что ее внутреннее беспокойство, должно быть, связано с ее детством. Видимо, начало этому было положено во время тех бесконечных путешествий, когда не было на земле места, которое она могла бы назвать домом.
Через открытую дверь Ульрика увидела на улице трех лошадей и Эрика, залитого солнечным светом. Он вел лошадей…
В день семнадцатилетия Ульрики Паулина устроила в своем доме праздник для нее. Пришло много гостей, фокусники и артисты развлекали общество. Ульрику одарили самыми лучшими подарками. Но она весь день только и делала, что высматривала Эрика, и до последнего момента надеялась, что он придет ее поздравить. Но он не пришел. Просто он до сих пор обижается, сказала себе Ульрика. Это очень на него похоже. И она убедила себя, что это хорошо, что он не пришел, он только привел бы других в замешательство своей неотесанностью.
В ту же ночь шум и грохот разбудили весь дом. Лукас, надсмотрщик рабов, притащил Эрика. Вся спина у него была исполосована плеткой, лицо в шрамах и синяках, руки связаны. Юношу, как объяснил Лукас своей госпоже, поймали на том, что он хотел ускакать на лошади через холм к побережью. Он хотел бежать.
Это считалось тяжким преступлением. Лукас советовал казнить Эрика в назидание другим рабам.
Но тут вступилась Ульрика. Она попросила Паулину о снисхождении. Паулина заколебалась. В обществе, где порабощенных значительно больше, чем хозяев, очень важно, чтобы хозяева демонстрировали рабам свою власть. Никто никогда не смог бы забыть кровавое восстание рабов под предводительством Спартака. Но Ульрика так отчаянно просила, к тому же это был ее день рождения, что Паулина в конце концов нехотя сдалась, конечно, предупредив, что следующий проступок не пройдет безнаказанно.
Эрика освободили от веревок, и Ульрика, сияя, пошла ему навстречу, ожидая, что он будет рад и благодарен ей. Но он лишь бросил на нее сердитый взгляд, повернулся и убежал.
С тех пор они почти не разговаривали. Когда они случайно встречались в доме, Ульрика изображала холодное равнодушие, а мрачная мина Эрика выражала не что иное, как скрытую злобу.
Он в подметки мне не годится, думала она теперь, подавляя желания, проснувшиеся в ее теле. Как я могла любить такого дикаря?
— Паулина, — сказала она, входя во внутренний двор, — я отвела Валерия поспать.
— Спасибо, Ульрика, — Паулина пожала ей руку, — иногда у меня складывается впечатление, что ты его мать, а не я.
— Ах, ты должна была понять за все эти годы, что матерей вечно недооценивают, Паулина, — высказалась Ульрика. Она вспомнила о Рани и добавила: — Зато вдвойне ценят тетушек.
Паулина засмеялась.
— Кстати, о матерях, — сказала Ульрика, — моя уже здесь?
Паулина покачала головой:
— Но ведь тебя это, конечно, не удивляет.
— Нет, насколько я помню, моя мать за весь прошлый год ни разу не пришла вовремя. У нее в голове один только Домус.
— Это вполне понятно, — высказалась Паулина, — Домус — воплощение мечты, которую твоя мать вынашивала долгие годы. Когда он наконец будет готов и там появятся первые больные, они с Андреасом смогут начать большую работу.
— Я предпочитаю, чтобы теперь, когда она ждет ребенка, она позволила себе немного отдыха, — возразила Ульрика.
— Да, в этом ты, конечно, права. — Паулина и Селена с нетерпением ждали появления ребенка, ведь Селена и Андреас так долго мечтали о нем. Легкое разочарование по поводу того, что Андреас выбрал не ее, а Селену, она давно уже преодолела. Было очевидно, что эти двое созданы друг для друга, они соединились еще задолго до того, как она, Паулина, познакомилась с Андреасом. И когда она это поняла, ей было уже не трудно оставить свою тайную мечту о браке с Андреасом и искренне пожелать счастья друзьям.
