Я чувствую жар пламени, слышу треск поленьев. Огонь слепит, дым ест глаза. Под рёв пламени я вспоминаю, каким был мой папа. Вот он среди обрядчиков, потом учит меня рисовать, шутит за ужином, целует маму, лежит на диване с разбитой головой, папа умирает, папа под покрывалом бальзамировщиков.
Я открываю рот, чтобы ответить, но голос меня не слушается. Утирая вспотевший лоб, устремляю взгляд на книгу на весах. Откашливаюсь, силясь заговорить.
Кто такой Джоэл Флинт? Мой отец – покровитель пустых. Предатель. Женился на пустой и скрывал правду каждый день жизни в Сейнтстоуне.
Джо Эллиот. Джоэл Флинт.
Джоэл Флинт – забытый.
Отец Леоры Флинт, пустой.
Внутри у меня всё сжимается в тугой узел отвращения и ненависти, и я выношу приговор. Глядя прямо в глаза Минноу под взглядами целого зала, я громко и отчётливо произношу:
– Сожгите его!
Отчаянно кричит мама, вырывая руку из моей. Минноу кивает и направляется к очагу. Со всей силой, которую он черпает в ненависти к моему отцу, Джек Минноу швыряет его книгу в пламя. Страницы сворачиваются, чернеют. Я смотрю, как горит мой отец.
Я стою среди криков и толчеи и вбираю в себя отсветы свершившегося правосудия. Купаюсь в тёплых бликах огненного возмездия. Никогда не думала, что буду чувствовать себя вот так. Люди осуждают меня, кто-то пытается вытащить книгу из огня, но его отталкивают. Кто-то громко зовёт меня по имени. Солнечные лучи проникают сквозь радужные стёкла в крыше, заливая весь зал алым светом.
Мне остаётся только стоять на месте. Как я ненавижу всё это!
А больше всех я ненавижу своего отца!
Глава тридцать девятая
Чудом выбравшись из этого кошмара, я мчусь домой. Торопливо собираю сумку, хватая всё, что попадётся под руку. Здесь я не останусь. Никак не могу придумать, куда бы пойти, в голову ничего не приходит. Может быть, мне никто и не нужен. Лучше всего – не любить никого и никогда, чтобы тебя не предали. Я не стану раскрывать своё сердце каждому встречному. Нет уж! Сердце надо хранить за семью печатями. Отдав сердце однажды, назад не получишь.
Хватаю пальто, но тут входная дверь распахивается.
– Что ты натворила! Ведь ты могла его спасти! Одно твоё слово – и он был бы спасён! Как ты могла?!
Мама кричит, надвигаясь на меня, словно готовая убить в жестокой схватке. Её волосы растрёпаны, глаза покраснели от слёз.
Саймон удерживает маму, пытается успокоить. Они все пришли, пришли разорвать меня на части, сказать, как жутко я поступила. Одно моё слово разрушило все планы. Наверное, мне должно быть стыдно или хотя бы грустно их слушать. Но я не могу плакать. И кричать не могу. Я больше ничего не чувствую.
– Ты всё знала, ведь так? – свистящим шёпотом выпаливаю я в заплаканное мамино лицо. – Ты всё подстроила, заставляла делать так, как тебе было надо. Кто ты такая? Ты мне всю жизнь лгала! Ты виновна в его гибели – не я. Вы оба виновны – и ты, и он!
Закинув сумку на плечо, я иду к двери, но Саймон хватает меня за руку:
– Леора, подожди. Ты горько пожалеешь о сказанном, когда узнаешь, как всё было на самом деле. Извинись перед матерью!
Смешно! Слова безумные, а голос у Саймона такой спокойный. Я только качаю головой:
– Нет. Я не стану извиняться. И вообще-то она, – киваю я в сторону растрёпанной женщины, – она мне не мать. Или вы не слышали? Моя настоящая мать была пустой!
Я ухожу, и никто не просит меня вернуться.
Я решаю пойти в музей. Пробираюсь в комнату историй, которую недавно показала мне Мел, а когда музей закрывается, прячусь между шкафами. Ночью я прекрасно высыпаюсь, положив сумку под голову и укрывшись шалью. Книги рассказчиц охраняют мой сон. Утром, дождавшись, пока в музей придёт побольше посетителей, я незаметно ухожу, смешавшись с толпой, и отправляюсь в здание правительства. Откладывать этот визит нет смысла.
Я подписываю у чернильщиков какие-то бумаги и позволяю им соскоблить папино имя с моего семейного древа. Теперь у меня на спине кукушка. Я просила стереть и мамино имя – или мне теперь звать её просто Софи? – но мне ответили, что это имя придётся заменить другим, но я даже не знаю, кто та, другая женщина, была она или ещё есть, чьё место по праву на вершине моего семейного древа. Придётся оставить самозванку.
Пока я сижу у чернильщиков, им сообщают, что мне приказано нанести ещё один знак на мою растревоженную кожу. Я соглашаюсь и получаю знак орла – подтверждение того, что я выступила в защиту правды, хоть и пошла против собственной семьи. Чернильщик заодно подправляет метки на руке, чуть сбитые из-за шрама.
Уже у выхода из здания я слышу, как кто-то окликает меня по имени. Это Мел. Лицо у неё грустное, но на губах улыбка, а руки широко раскинуты, чтобы принять меня в объятия. Мел ведёт меня в небольшой обшарпанный кабинет и предлагает выпить кофе, на что я с благодарностью соглашаюсь. Сегодня я ещё ничего не ела и не пила.
– Мне сказали, что ты у чернильщиков, и я решила тебя найти. Как ты, Леора?
Что мне ответить. Мел передаёт мне чашку горячего кофе, и я молча принимаю её.
– Не очень больно? – спрашивает Мел, кивая на мои новые знаки. – Я видела татуировку, которую ты сделала Джеку. Очень красиво! Ты была права, послушавшись своей интуиции, – у тебя талант чернильщицы. Мел отпивает глоток из своей чашки и смотрит на меня с беспокойством и любовью. У меня теплеет на душе. Выходит, кто-то меня ещё любит. Знает правду и всё-таки не отказывается от меня.
– Но я всё же думаю, что из тебя вышел бы отличный обрядчик, – с сожалением продолжает Мел. Мрачно взглянув ей в лицо, я вижу, что Мел тоже грустно и вид у неё усталый.
– Где Изольда? – спрашиваю я.
– В школе. Некоторым вещам я её научить не могу. – Мел пьёт кофе маленькими глотками и грустно улыбается. А потом, вздохнув, говорит: – Ты поступила очень храбро, Леора. Что тут скажешь… Я в себе храбрости не чувствую. Гнев – да. И ещё чувствую себя дурой. Обманутой дурой.
– А что мне оставалось? – глядя в чашку, спрашиваю я.
– Ты всё сделала правильно, – мягко отвечает Мел. – Помнишь, я тебе тогда так и сказала? Ужасно, конечно, что тебе пришлось через такое пройти, но ты справилась. Быть может, твой отец и был неплохим человеком – в некотором роде – но жизнь он вёл неправедную.
– Так вы всё знали?
– Да, конечно. Но ничего не могла тебе рассказать. Да мне и не пришлось. Я чувствовала, что ты поступишь верно. Ты меня очень порадовала. Правда. – Я пристально вглядываюсь в лицо Мел, пытаясь прочесть скрытый смысл её слов. – А теперь вот что. – К моему удивлению, Мел кладёт тёплую ладонь мне на колено. Как ей не противно дотрагиваться до меня, зная, откуда я взялась? – Мне надо кое в чём тебе признаться. – Приходится изобразить удивление, даже любопытство. – В правительстве на тебя обратили внимание сразу же после экзаменов. Тебе предложили две профессии на выбор. Знаешь, мне кажется, у тебя есть всё, кроме уверенности в своих силах. Если бы ты только знала, какими удивительными качествами обладаешь, ты могла бы добиться очень многого.
