– С чего бы в правительстве стали так обо мне заботиться? – покраснев, качаю я головой. Мел смеётся над моей недогадливостью:
– С чего бы правительству заботиться о талантливых гражданах? Не догадываешься? Такие люди могут внести неоценимый вклад в нашу жизнь. Не будь наивной, Леора. Опытным лидерам сразу же стало ясно, на что ты способна. Мы все прекрасно поняли. Сомнения возникли только в одном. В твоей верности нашему делу.
Я хмуро пью кофе.
– В правительстве достаточно проницательных людей, – продолжает Мел. – О твоём отце знали все, кому следовало. Уже давно. Им известно значительно больше, чем огласили вчера на церемонии. Твой отец был опасен, за ним следили многие годы. – Мел словно пронизывает меня взглядом. – Его вера пошатнулась, а жизнь с пустыми довершила начатое. Твой отец пришёл в Сейнтстоун не для того, чтобы начать с чистого листа, он нашёл дорогу к сердцам наивных мужчин и женщин, которые ему поверили. Он называл себя борцом за свободу, воином мира и равенства, а сам исподволь готовил наших граждан к войне. Ты же знаешь, Леора, чего хотят пустые? – Мел на секунду умолкает, ожидая моего ответа. – Нам всё известно о твоём отце. И о твоей матери – о твоей настоящей матери, конечно. Кофейная чашка обжигает ладони, когда я крепко сжимаю её в руках. Но мне нужно за что-то держаться, что-то чувствовать.
– Учитывая, кем были твои родители, мы не могли быть уверены, что ты со своими талантами будешь служить нашему обществу верой и правдой. В тебе течёт кровь мятежников, Леора. – На секунду Мел выдаёт свои истинные чувства, на её лице мелькает отвращение. Ей отвратительна моя связь с пустыми. – Мы не знали, какие убеждения успел внушить тебе отец, а потому решили подождать и выяснить, на чьей ты стороне.
– Мы? – с трудом, хрипло выговариваю я. – И вы тоже участвовали в этой проверке? Мел откидывается на спинку кресла. – Я была твоей наставницей. Поддерживала и направляла тебя. – Она так вглядывается в мое лицо, словно пытается прочесть мои мысли.
– И поэтому вы дали мне сказку о спящей принцессе?
– Чаще всего родители считают, что поступают правильно. Но детям всё-таки лгать не стоит. Дети и сами знают, что правильно. Я была уверена, что ты всё поймёшь, – с улыбкой договаривает она.
– Мел, я всё потеряла, теперь я совсем одна, – говорю я дрожащим голосом, мысленно напоминая себе, что доверять нельзя никому. Нельзя впускать других в своё сердце, нельзя выдавать свои тайны.
– Я понимаю тебя, Леора. Поверь, я знаю, каково это – быть одинокой, искать опору только в обществе. Но такая жизнь, посвящённая общим интересам, она того стоит, Леора. Ты приобретёшь больше, чем потеряла. – Мел снова похлопывает меня по колену. – Вот увидишь. Понимаешь, Леора, люди напуганы, они страшатся мятежа пустых, чувствуют, что сбились с пути. – Глаза Мел неотрывно смотрят в мои. – Твой отец выступал за всё, чего мы боимся и что презираем. Но теперь, когда в правительстве убедились в твоей верности, тебе готовы предложить особое место, особый путь, где твои многочисленные таланты оценят по достоинству. Только представь: дочь пустой женщины, девушка, которую помиловал великодушный мэр Лонгсайт, отворачивается от тёмных и злых сил, переходит на сторону добра и справедливости.
Я отрицательно мотаю головой:
– Но я не хочу работать в правительстве. Я… я просто хочу быть чернильщицей. Или когда-то хотела. Кажется, что те мои мечты остались в какой-то другой жизни. Мел смеётся, словно услышав удачную шутку.
– Ах, Леора! Никто не посадит тебя за скучную работу клерка в администрации. Тебе предложат… Для тебя создадут особую должность, для которой ты словно рождена. – Лукаво склонив голову набок, Мел добавляет: – Возможно, так оно и есть.
Глава сороковая
Раздумывая над странным предложением Мел, я бреду по холодным улицам. Кем же я стала? Идеальным членом общества, достойным соблюдать наши постулаты?
В голове вертятся слова Мел: «Твой отец выступал за всё, чего мы боимся и что презираем». Вдруг вспоминаю Обеля, как он говорил, что много слышал о папе. Интересно, он тоже всё знал с самого начала? Наверное, знал. В груди поднимается горячая волна гнева, и я сворачиваю к студии.
Когда я открываю знакомую дверь, звенит колокольчик. Обель работает с клиентом – всё, как обычно. Бросив на меня короткий взгляд, мастер тщательно заканчивает рисунок клиента. Весь мой праведный гнев куда-то испаряется. Неспешно идут минуты. Закончив татуировку, Обель прощается с клиентом, так и не сказав мне ни слова. Потом снимает перчатки и выбрасывает их в мусор. Только когда звон колокольчика подтверждает, что дверь за посетителем захлопнулась, Обель со вздохом подносит руку ко лбу.
– О чём ты только думала, девочка? – тихо спрашивает он. – О чем, чёрт подери, ты думала? Он направляется ко мне, вытягивая вперёд руки. Зачем? Чего он хочет? Крепкими руками чернильщика Обель заключает меня в объятия. Я слышу, как он шепчет ругательства и всхлипывает, чувствую его слёзы.
– Вы всё знали! – пытаюсь выкрикнуть я, но гнев уже прошёл. – Всё знали! Обель слегка отстраняется, держа меня за плечи.
– О твоём отце я знал только хорошее, – произносит он, серьёзно глядя мне в глаза. – Не-е-т… – Качая головой, я пытаюсь подобрать правильные слова, убедить Обеля. – Он защищал пустых. Жил с ними. Помогал им. Даже стал отцом… – Вырвавшийся из горла всхлип не даёт мне продолжать.
– Пора нам серьёзно поговорить, – отвечает Обель, направляясь в заднюю комнату. – Проходи, выпьем чаю. Чай всегда помогает, помнишь?
Сидя за знакомым деревянным столом, я чувствую, что буду скучать по студии. До злосчастной церемонии взвешивания, как бы сложно всё ни было, жизнь шла своим чередом. У меня была любимая работа, я была собой. А теперь чувствую себя чужой в собственной жизни.
Задняя дверь студии открывается, и на пороге показывается Оскар. Вид у него такой же ошеломлённый, как и у меня. Даже не знаю, кидаться на него с кулаками или сказать спасибо. Он предал меня, но в результате восторжествовала справедливость. А что такое ещё одно предательство?
– Вы что, знакомы? – недоверчиво спрашиваю я. Немного смутившись, Обель отвечает:
– Извини, так получилось. Оскар отмахивается от вопроса и усаживается как можно дальше от меня.
– Знал бы, что она здесь, – ни за что бы не пришёл. Не могу понять, злится он или ему стыдно. Обель достаёт ещё одну чашку и отвечает Оскару со вздохом:
– Я тоже не знал, что Леора придёт… – И продолжает, обращаясь ко мне: – Думал, не увижу тебя здесь ещё долго. Но ты пришла. Удивила меня – как обычно. Можно и поговорить по душам. Кто знает, представится ли ещё такой случай. Обель разливает чай и ставит чашки на стол, расплескав немного по дороге. Странно, таким неаккуратным я его ещё не видела.
– Расскажу-ка я вам одну историю. Мы с Оскаром смотрим на Обеля, избегая встречаться взглядами друг с другом.
– Давным-давно жила-была на свете женщина, и не было на её коже знаков.
