– Когда я в первый раз сняла с тебя все одеяльца и распашонки, то увидела твой первый знак. Ты уже была отмечена первым знаком. Он был не чёрного цвета, как обычно, а фиолетового. Крошка в моих руках была похожа на Морию. Ты родилась с первой меткой, с именем на коже. Я знала, что значит этот знак. Знак, что ты хорошая. Совсем как Мория, – снова задумчиво повторяет она. – Мы нанесли поверх твоего знака чёрные чернила, чтобы никто ни о чём не догадался. И ты стала моей милой дочкой. Я с удивлением смотрю на маму. Неужели всё это правда?
– А через шесть месяцев явился твой отец и потребовал вернуть тебя ему. Всё это время он искал тебя, не зная, жива ли ты. – Мама приглаживает ладонями юбку и мотает головой. – О – о! Я сразу же прочла все его знаки. Прочла всё, что он сделал, и возненавидела его. Он был ещё хуже пустых. Он предал нас и ушёл на ту сторону. В нём едва ли осталось что-то человеческое. Мама кладёт мою руку себе на колено и ласково гладит.
– Выдавать его властям я и не думала. Всё-таки он был твоим отцом. Но и подпускать его к тебе гоже не собиралась. Он всё приходил и приходил, и однажды, только чтобы заставить его замолчать, я открыла ему дверь. Ну а дальше ты и сама догадалась, наверное. Мы полюбили друг друга. Он согласился начать в Сейнтстоуне новую жизнь. Я поручилась за него, подтвердила его знаки правительству. Я солгала ради него.
В этот дом мы переехали уже как обычные молодожёны с прелестной маленькой дочкой. Никто ничего не знал, ни о чём не догадывался. Мои родители не одобрили наш брак. Отец тоже умел читать знаки и почувствовал что-то неладное. А когда я отказалась рассказать правду, родители отреклись от меня, – грустно добавляет мама. – Но у меня уже была собственная семья. Ты стала нашей тайной. Ты была тайной даже для самой себя.
Вздрогнув, я наконец поворачиваюсь к маме:
– Получается, что всем известные истории о том, как я болела, как мы с Верити были вместе ещё в родильном доме, как ты встретила папу в здании правительства, – всё это были выдумки? Мама молча утвердительно кивает.
– Значит, мы с Верити родились не в один день? Мама качает головой.
– Нет, милая моя. Ты почти на девять месяцев старше Верити. Чуть больше или чуть меньше. Мы точно не знаем, когда ты родилась.
– Итак, я не знаю родной матери, не знаю, где родилась и даже не знаю дату своего рождения. И вам никогда не приходило в голову, что таить всё это от меня жестоко? – с холодным смешком спрашиваю я. Мама успокаивающе поглаживает меня по плечу.
– Милая, это было самое трудное и самое худшее, что мне пришлось пережить. Я каждый день порывалась рассказать тебе, рассказать всё.
Я вопросительно поднимаю брови.
– Постарайся меня понять. Ты была самым прекрасным подарком в моей жизни. Твоего отца отметили знаком Забвения в Ривертоне всего лишь за помощь пустому. Представь, что было бы, узнай кто-нибудь, что ты – ребёнок пустых. Потомок Белой Ведьмы. Представь, если бы все узнали, что ты выжила. С тяжёлым вздохом, словно сдерживая непролитые слёзы, мама продолжает:
– Я знаю, Леора, знаю, что это неправильно и что это не оправдание, но твоя жизнь каждый день была в опасности, и каждый день я охраняла тебя от зла. Думаю, папа хотел тебе рассказать. Наверное, потому он и отдал тебе свой амулет. Знак верности пустым. Сняв кулон, я внимательно рассматриваю его. Значит, это не лист, а перо?
– Но почему я никогда не могла прочесть обо всём по твоим знакам?
– Я часто думала об этом. Боялась, что наши знаки расскажут тебе правду. Быть может, часто мы видим только то, что нам нужно видеть. А иногда правда прячется так искусно, что её не разглядеть. Нахмурившись, я пытаюсь осознать всё сказанное.
– Кроме того, и здесь нет ни капли лжи – твоё имя на моём семейном древе по праву, ты моя дочь. Ты пришла в мою жизнь не как обычный ребёнок, но ты моя дочь. Ты сделала меня своей матерью с первой минуты, как я взяла тебя на руки. Ведь ты это знаешь, правда? Я пойму, если ты больше не станешь считать меня матерью, но для меня ты всегда останешься моей девочкой, которую я вырастила, которую обожала каждый день. Я всегда сделаю для тебя что угодно, даже если я тебе больше не нужна.
За окном совсем стемнело. Болит голова, и я забираюсь под одеяло. Все чувства словно притупились. Не знаю, что отвечать и как себя вести, кусочки головоломки никак не складываются в картину моей жизни.
Мама уходит к себе. Подтыкает вокруг меня одеяло, как в детстве, и уходит. А я лежу, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами, и гадаю, как жить дальше. Не хочу оставаться здесь, делать вид, что ничего не изменилось. Всё изменилось. От меня хранили в секрете мою собственную жизнь. Теперь я хочу решать всё сама.
«Вот только, – мысленно уговариваю я себя, – только не стоит уходить среди ночи и бродить по улицам, когда здесь такая тёплая постель».
Послушавшись собственного совета, я засыпаю на рассвете. Приму решение утром. Когда я закрываю глаза, слова из толстой тетради вплетаются в мои сны.
Мне снится мужчина, отмеченный страшным знаком и изгнанный собственным народом.
Мне снится женщина с лицом Белой Ведьмы, полюбившая отмеченного мужчину.
Мне снится отвергшая её семья.
Мне снится, как растёт её плоский белый живот.
Мне снится малыш в её утробе и слабеющее тело. Все силы женщины уходят, чтобы принести в мир новую жизнь.
Мне снится ребёнок, отмеченный с рождения.
Мне снится смерть Ведьмы и плач отмеченного мужчины.
Мне снится, как плачут отец и дитя.
Мне снится, как мужчина идёт сквозь леса.
Мне снится женщина, спрятавшая ребёнка.
Мне снится другая, прижавшая малышку к сердцу, как родную.
Мне снится пустота, пустота, пустота…
Когда я просыпаюсь, оказывается, мама уже ушла на работу. Не знаю, как мы с ней будем дальше жить, но в мыслях у меня прояснилось, я вижу и понимаю больше, чем вчера. Побуду здесь, а потом решу, что делать дальше. В чайнике есть вода, а в жестяной банке – сухие чайные листья. Заварю чаю – чай решит все проблемы, ведь так?
Я наливаю уже вторую чашку, когда раздаётся стук в дверь.
– Софи? Вы дома? – слышится голос Верити. – У меня письмо для Леоры.
Делаю глубокий вдох для храбрости и открываю дверь.
Единственная, кого я ни за что не хотела бы обидеть, единственный невиновный участник во всей этой мешанине – это Верити. Она смотрит на меня раскрыв рот, в руке у неё конверт. Пытается что-то выговорить, но сказать ей нечего. Сунув письмо мне в руку, Верити уходит, бросив на меня лишь один взгляд через плечо. Один взгляд, но он красноречивее всех слов.