– Но как же узнать об этих качествах, если ничего не записано на коже?
– Знаки не расскажут обо мне настоящем, Леора. – Обель проводит ладонью по видимым рисункам на руке. – Это отражение не всей моей жизни, лишь её части. Разве твои знаки могут рассказать о тебе всё? – У меня только обязательные метки… – отвечаю я со вздохом.
– Даже если бы твоя кожа была сплошь покрыта словами, которые ты произнесла за свою жизнь, неужели это была бы вся твоя история? Неужели этого было бы достаточно, чтобы описать настоящую тебя?
Закрыв глаза, я воображаю, каково было бы воплотить такое предположение в реальности. Думаю обо всём, что натворила за последнюю неделю.
– Наверное, этого было бы достаточно, чтобы вечно меня презирать.
– Но так ведь и с каждым из нас, – отвечает Обель, похлопав меня по плечу. – Мы не можем быть уверены, что ни разу в жизни не совершим неправильный поступок. Мы не созданы для мира татуировок. Мы не созданы для мира, где нельзя начать сначала, с чистого листа. Я снова непонимающе смотрю на него.
– Покажи мне твой шрам, – просит Оскар, и я протягиваю ему руку. Приподняв брови, Оскар рассматривает поправки, которые нанёс мне на кожу правительственный чернильщик. – Ты совершила ошибку, так? – Я киваю. – И теперь у тебя шрам, который вечно будет рассказывать всему свету, что ты даже посуды вымыть не можешь, не поранившись. Я смеюсь и потираю руку. На месте шрама кожа всё ещё очень гонкая.
– А ты когда-нибудь ломала руку или ногу? – спрашивает Обель, и я качаю головой. – Когда мне было девять лет, я сломал запястье. Мама просила меня не лазить на дерево, но я полез. Она оказалась права. Обель улыбается мне.
– Перелом совсем не заметен, правда? Но он там, на месте. Моё тело не рассказывает о каждой моей ошибке. Наши тела восстанавливаются, залечивают раны, наши тела умеют возрождаться к жизни. Мы не созданы из одних ошибок и провалов. Каждое утро мы просыпаемся обновлёнными. Прошлое не должно определять, кто ты есть, Леора. Твои ошибки не должны оставаться с тобой навеки. Существует возрождение. Никогда не поздно начать сначала.
От слов Обеля у меня в голове словно складываются в картинку кусочки мозаики. По щекам текут слёзы, но мне кажется, я знаю, что мне теперь делать.
Глава сорок пятая
– Сколько времени на это потребуется? – спрашиваю я Обеля.
– Два или три сеанса. И ещё несколько дней между ними на заживление. В лучшем случае ты будешь готова через месяц.
– Что ж, тогда начнём прямо сейчас.
Поздним вечером я ухожу из студии, и в темноте раздаётся её голос. Она зовёт меня. Не может быть!
– Леора, не уходи. Я оборачиваюсь и действительно вижу её. Щёки розовые от холода, словно она ждала меня на ветру очень долго.
– Пройдёшься со мной? – спрашивает она и отворачивается. Я торопливо догоняю её и иду рядом, приноравливаясь к её широким шагам.
– Леора, ты хоть раз вспомнила обо мне? – спрашивает она, бросив на меня короткий взгляд. – Всё, что я делала в последнее время, было ради тебя. Понимаешь? – Я киваю, но в темноте этого не видно. – Я верила в твоего папу.
Я собираюсь ответить, но она сворачивает за угол, не слушая.
– Это было наше общее дело. Я защищала бы тебя до самого конца. Но ты… тогда на взвешивании… ты просто сдалась.
– Послушай, Верити… – пытаюсь я вставить хоть слово, но Верити не останавливается, качая головой:
– Ты позволила им уничтожить всё, ради чего мы столько работали. – Подруга останавливается, смотрит мне прямо в глаза. Руки глубоко в карманах, щёки пылают, а в глазах блестят слёзы ярости. – «Сожгите его»! – передразнивает она меня, словно выплёвывает эти два слова. – И всю мою карьеру заодно. Ты знаешь, скольким я рисковала ради тебя? Ты хоть представляешь, что меня чуть не выгнали с работы?
Я делаю шаг к ней, но Верити отскакивает от меня.
– Ты права. Я тогда не думала о тебе, – признаю я. Верити молча приподнимает брови, ожидая пояснения. – Я думала только о том, что он сделал, сколько всего скрыл от меня. На остальное у меня не хватило сил. Прости меня! Верити холодно, непонимающе смотрит на меня.
– Я причинила столько горя всем, кто любит меня и любил его, Верити. Всё рухнуло, когда его бросили в огонь. Тогда мне это казалось единственно возможным выходом. – Верити отворачивается и уходит, а я кричу ей вслед: – Они всё знали! – Не оборачиваясь, Верити застывает на месте. – В правительстве специально скармливали тебе информацию, зная, что ты передашь её мне. Они хотели посмотреть, что я сделаю. Они знали и о краже папиной кожи. Верити оборачивается с грустной улыбкой на лице:
– Я знаю. Меня проверяли, как и тебя. Только ты сдала их экзамен, – колко замечает она, а я теперь выгляжу мятежницей. Представляешь, они думали, я знала, что ты наполовину пустая! – Последние слова Верити выговаривает с отвращением. – Не важно, ты поступила так, как они хотели. Ты героиня! – выдыхает она, словно её сейчас стошнит. – Меня оставили на испытательный срок. Выгнали из офиса и вернули к остальным практикантам. – Я стольким тебе обязана, я всё понимаю… Я всегда помню об этом. На губах Верити мелькает грустная улыбка.
– Слабо сказано, Леора. Очень слабо. Тебе и правда предложили работу? Я киваю.
– И что ты будешь делать?
– Я пока не уверена. – Я придерживаю Верити за локоть, и она не вырывается. – Зависит от того, кто останется на моей стороне.
– Я-то всегда буду на твоей стороне, – хмуро бормочет Верити. – А ты на моей? Ты защитишь меня? – спрашивает она, протягивая мне замёрзшие руки.
– Надеюсь, ты позволишь мне попробовать, – шёпотом отвечаю я. – Позволишь отплатить тебе добром за добро.
Верити ничего не отвечает и разрешает идти рядом с ней до самого её дома.
Следующие недели тянутся невыносимо медленно – и пролетают невообразимо быстро. Я расспрашиваю у мамы, Софи, о своём, неизвестном мне, прошлом. Хочу узнать как можно больше. К нам заходит Джулия, и я засыпаю её градом вопросов. Она моя настоящая спасительница. Ей я обязана жизнью.
Я хочу восстановить всё, что успела разрушить. Вернуть к жизни разорванную дружбу, даже если останутся шрамы. Я хочу возродить папу из мёртвых. Но хочу ли я узнать, каким он был на самом деле, узнать его прошлое, которого мне не прочесть? Не знаю, смогу ли я простить его, узнай я всю правду. Иногда мне хочется вернуться назад, к самому началу, словно смотать в клубок тонкую нить событий. Но, если вернуться нельзя, быть может, получится связать из нити событий что-то новое и прекрасное.
Кожа чешется. Осталось совсем недолго.
