— Надо свояка просить, пущай отбуксирует меня. Давай, Саня, вплавь до берега, а там недалече.
— Где это — недалече?
— За Камнями. А мы тебя тут с кралей твоей подождем.
— Ну нет, — сказала Промокашка, — я тоже вплавь… Свежачок! — крикнула она, плавно сползая с лодки в воду прямо в платье, и поплыла. Оглянувшись, помахала деду Грише: — Спасибо, дедко Гриша! Здо́рово покатались.
Я тоже соскользнул с борта в воду, и мы поплыли. До берега оставалось километра два. Мы плыли быстро, Нелька иногда отдыхала, лежа на спине, раскинув руки, а я нырял и плыл некоторое время под водой. Вода, казавшаяся сначала холодной, стала привычной, просто свежей, и, если бы не мокрая рубашка, противно колыхающаяся за спиной, и прилипшие к ногам штанины, плавание можно было бы назвать даже приятным. Когда до берега осталось немного, Промокашка так прибавила скорость, что я не смог ее догнать и приплыл вторым.
— Хорошая лошадка к дому быстрее бежит! — крикнул я, выходя на берег.
— Лошадью ты меня еще не называл! — ответила Нелька.
— Не лошадью, а лошадкой. Почувствуй разницу!
— Саня, как здо́рово, как хорошо!
— Ну, я пойду за Камни, к дяде Андрею.
— Как там дедко один кукует?.. — вздохнула Промокашка.
Мы одновременно повернулись к воде.
— А он и не кукует! — обрадовался я.
Какая-то новая моторочка щегольски голубого цвета взяла на буксир развалюху дедка Гриши и потащила в сторону залива.
Нелька отжимала подол платья и хохотала. Такой красивой и счастливой я, пожалуй, никогда ее не видел.
Мне тоже стало весело и легко. Волжский ветер словно выветрил из души всю отчаянную усталость последней недели.
Переглядываясь и беспричинно смеясь, мы направились к площади.
— Айда в кино? — предложила Нелька. — Пока дойдем до кинотеатра, я уже высохну.
— Айда! — согласился я и поцеловал Нельку.
— Ммм!.. — медово протянула она. — Хорошо!
— Ты права: нет места лучше нашего Калышина и нашей Волги, — сказал я. — Никогда отсюда не уедем!
V
На следующий день я на практику опоздал. Пришел почти в одиннадцать часов. В детском все было как обычно: ор, повякивание, причмокивание. Девчонок не было: наверное, все переметнулись в родильное отделение. Борька развешивал фотографии — я встретил его, когда бежал в гардероб.
Прямиком направился к своему мальцу, и тут предстала моим глазам веселенькая картина: Лиля-леденец стояла, притаившись у чуть приоткрытой двери бокса, и, словно агент разведки, подглядывала-подслушивала.
— Пришли! — шепнула она.
— Родители?
Лиля Леонидовна кивнула и прижала палец к губам.
Я тихонечко заглянул в щелку двери. Зинаида Александровна что-то рассказывала стоящей у кроватки молодой женщине с высокой прической, в больших очках, и мужчине, коренастому, стриженому, в синем спортивном костюме. Я сразу узнал эту пару.
Тут Зинаида Александровна взяла из кроватки мальца и дала подержать женщине. Та со счастливым испугом приняла и держала на замерших руках детеныша. Потом наклонилась и сама положила его в кроватку. Я уже хотел сделать щель в двери побольше, но Зинаида Александровна, что-то тихо говоря будущим родителям, направилась к выходу. Супруги двинулись за ней. Я быстро отпрянул в сторону и забился в самый дальний угол отделения, ожидая, пока они не выйдут в коридор. Лиля Леонидовна осталась стоять у пеленального столика.
Зинаида Александровна пропустила гостей вперед и вышла вслед за ними из основного отделения в коридор.
Мы с Лилей устремились в бокс.
— Ну, что скажешь? — тихо спросила Лиля.
Я решил признаться.
— Я их знаю. Ирина Владимировна, она математик, в седьмой школе преподает. А Сергей, муж ее, с нами в футбол часто играет. Они в частном секторе на Гороховской живут. — Я вздохнул. — Я б Ивашку сам взял, если бы совершеннолетний был.
— Еще чего! — вскрикнула Лиля и, спохватившись, снова понизила голос: — Своих народишь, время придет. А знаешь что? Ты подружись с ними покрепче и в крёстные отцы к Ивану Сергеевичу иди!
— Что еще за крёстный отец?
— Ну крёстный. Будут они Ивашку крестить, а ты в крёстные напросись.
— Чего это они его крестить будут? — удивился я. — Ирина Владимировна — учительница.
— Что ж, учителя не люди, что ли? Все дитя свое крестят, только потихоньку — дома или в деревне где. А крёстный отец — это ж как родственник.
Я подумал, что и вправду это единственная возможность не потерять Ивана Сергеевича из виду.
— Тогда напрошусь, — сказал я. — Считай, уже крёстный.
Мы оба, словно сговорившись, наклонились над мальцом. Хоть Промокашка потом и говорила, что этого не может быть, я был уверен: Ивашка посмотрел на меня и улыбнулся.
Об авторе и художнике этой книги
Нина Густавовна Орлова-Маркграф родилась в 1954 г. на Алтае, в селе Андронове, там же прошло ее детство, там она начала писать стихи.
Когда девочке исполнилось 15 лет, ее семья переехала в город Камышин на Волге. С тех пор минуло уже больше сорока лет, но камышинские пейзажи, по словам писательницы, как живые, стоят у нее перед глазами.
«Было лето, — вспоминает Нина Густавовна. — Я ходила и разглядывала улицы, как живопись, как сочащиеся красками картины. Сады с изобилием плодов, оранжевая дорога, усыпанная абрикосами, розовая глина берегов Волги и глубинная синева, когда смотришь на нее с высокой веранды дома… Передо мной открылась новая земля и новое небо, ночью такое низкое, жаркое, полное крупных, совсем южных звезд». Этот чудесный город (в книге — Калышин) стал, наряду с человеческими персонажами, полноправным действующим лицом рассказов.
В это же лето Нина поступила в камышинское медицинское училище, где были на редкость строгие и требовательные преподаватели, благодаря которым ей до сих пор удается лечить всех, кто этому не сопротивляется. Некоторые конкретные случаи из медицинской практики, а также впечатления, переживания, потрясения молоденькой медсестры и легли в основу сборника рассказов «Хочешь жить, Викентий?».
В училище тяга к литературному творчеству не покидала будущую писательницу, и она на втором курсе стала издавать журнал «Медсестринское созвездие», будучи его единственным автором, художником и редактором.
В конце концов, проработав два года после окончания училища медсестрой в волгоградской больнице, Нина поступила в Литературный институт им. А. М. Горького в Москве и, закончив его, стала профессиональным литератором.
