Однако она не испытывала никакой неловкости, и он подумал, что такова натура женщины, которая носит брюки.
Фарадею приготовили кровать в палатке, где хранилось продовольствие, и когда Элизабет за это извинилась, он ответил, что это его совсем не беспокоит. Путешествуя по свету, он спал и в худших условиях, и потом, он заверил ее, здоровье профессора Делафилда — его основная забота.
— Профессор Делафилд? — спросила она, когда луна еще не взошла и они стояли, освещенные светом фонаря.
— Представитель индейцев в Сан-Бернардино сказал мне, что профессор Делафилд ищет пиктографии в этой местности. Я просто полагал…
— Представитель был прав, доктор Хайтауэр. Но ваш пациент — профессор Кин.
— Тогда кто…
— Доктор Хайтауэр, — сказала она, смеясь, — профессор Делафилд — это я.
42
Профессор Кин постепенно поправлялся. Фарадей прибыл как раз вовремя, еще можно было остановить кровотечение и повернуть ситуацию вспять. Элизабет сидела у кровати пожилого человека днями и ночами. Ее преданность профессору заставляла Фарадея вспоминать дорогую его сердцу Моргану, он представлял, как он сам через двадцать лет, возможно, будет умирать, сломленный какой-то болезнью, а его любимая дочь будет умолять чужого человека помочь им. Когда профессор, наконец, уже мог сидеть на кровати и даже есть вареные яйца, Фарадей удивлялся, что у него сохранились способности лечить, а он уж думал, что они исчезли. В тот день, когда профессор Кин уже мог выйти из палатки и прогуляться на свежем воздухе, Элизабет сказала Фарадею:
— Я не знаю, что бы я делала, если бы вы не пришли. Профессор Кин очень дорог мне. Вы посланник Божий для нас.
Фарадей подумал: странно, когда о мужчине, которого мучают демоны, говорят, что он посланник Божий. Ее слова немного облегчили его бремя.
Когда кризис миновал и профессор Кин был уже в безопасности, Фарадей смог рассмотреть повнимательнее замечательного человека — профессора антропологии, который действительно читал лекции в университетских аудиториях. Его знакомые ученые дамы не были похожи на это гибкое и хрупкое, с тонкой талией, создание, чьи волосы струились, как завитые солнечные лучи, а глаза сияли, как альпийские пруды.
И она носила брюки.
Элизабет объяснила, что профессор Кин был ее наставником и всячески поддерживал ее в стремлении стать профессором университета.
— Мой отец был против того, чтобы я шла в мужскую профессию, он считал, что это сделает меня бесполой и в итоге просто погубит мою жизнь. Он отказывался общаться со мной, пока я не поумнею — выйду замуж и нарожаю детей. Моя мать, конечно, была на его стороне, она ему во всем подчинялась. Вот вам яркий пример: конечно, мой отец против того, чтобы женщины принимали участие в голосовании, но при этом он четко заявил, что, даже если девятнадцатая поправка пройдет, он укажет моей матери, где сделать пометку в ее бюллетени.
Они сидели у костра и грелись в лучах теплого послеобеденного солнца. В это время остальные члены группы работали в каньоне, ведя записи индейских пиктографий, а профессор Кин спал в своей палатке. Пока они разговаривали, ему пришлось отвести взгляд от коротко остриженных белых волос Элизабет с модной завивкой, которую женщины лишь только начинали носить. Он знал это потому, что как-то Беттина решила идти в ногу со временем, срезала свои локоны, сделав себе, как она это называла, женскую стрижку. Но, увы, прическу свояченицы нельзя было назвать прелестным зрелищем, а Элизабет выглядела просто обворожительно.
— Фарадей, — сказала она задумчиво, — интересное имя.
— В нем есть определенная ирония. Я не приверженец науки. Я откровенно не доверяю науке и ее стремительному прогрессу в сегодняшнем мире. И при этом, благодаря моей матери, Фарадей в девичестве, я нахожусь в родственных связях с Майклом Фарадеем, который считается великим ученым своего времени.
Когда он рассказывал ей о себе, о своей жизни в Бостоне и об учебе в Гарварде, ни словом не упоминая Абигейл или шаманов, Элизабет умиротворенно смотрела на него своими голубыми глазами, и он знал, что его внешний облик приводил ее, как и большинство людей, в замешательство. С тех пор как Фарадей покинул Альбукерке, он стал мрачным и замкнутым, и от этого его природная худоба была еще заметнее, он выглядел тощим и костлявым. Необычным его делала и загорелая кожа — ведь он был определенно белокожим человеком.
— Итак, вы пришли сюда, чтобы встретиться с профессором Делафилд, — сказала она.
— Признаться, я ожидал увидеть мужчину.
Она засмеялась, обнажив свои великолепные зубы и самые замечательные ямочки на щеках.
— Так происходит всегда. Почему вы искали меня?
Сначала он хотел соврать ей, как соврал представителю индейцев, что пишет книгу, но ему показалось, что женщине со спокойными голубыми глазами можно сказать правду Он объяснил ей причину своего визита — найти потерянное племя шаманов.
— Потомки индейского народа анасази находятся где-то здесь? Я ничего об этом не слышала, но какая любопытная идея! Они члены уто-ацтекского рода?
— Не имею ни малейшего представления, — сказал он, не в силах оторвать глаз от ее солнечных волос. Она не носила шляпы, как большинство женщин, которые беспокоились о цвете лица. Иногда она могла позволить себе выпить стакан виски, и это было еще одним исключением в понятии «нежный пол». А когда она чиркнула спичкой и спокойно зажгла сигарету «Кэмел», Фарадей был так шокирован, что потерял дар речи. Никогда ранее не видел он, чтобы женщина курила. Элизабет Делафилд нередко вела себя как мужчина, и все же никогда в жизни он не встречал более женственного создания!
— Анасази — это великая тайна истории. Это люди, которые достигли наивысшего расцвета, а потом внезапно исчезли без следа. Вы знаете, доктор Хайтауэр, все задают один и тот же вопрос: куда они ушли? Но это не тот вопрос. Правильнее было бы спросить…
— Почему они больше не вернулись?
Какое-то мгновение она не могла оторвать от него взгляда. Он прочитал ее мысли и закончил за нее предложение.
— Культурные традиции индейцев очень стремительно исчезают, — сказала она с тоской в голосе. — Большинство индейцев сейчас живут в резервациях и зависят от правительственных поставок еды, одежды и медикаментов, а так как в правительственных школах обучение ведется на английском языке, местные языки и религии подавляются, запрещается все больше и больше ритуалов — это неизбежно приведет к тому, что местная культура исчезнет. Со смертью каждого старейшины племени умирает еще одна традиция. Цель моего пребывания здесь — искать и записывать доказательства тех исчезающих традиций, а именно наскальной живописи.
Слово «исчезающие» насторожило его.
Если местная культура, укоренившаяся на этой территории и существовавшая здесь тысячелетиями, стремительно исчезала, то каким хрупким и мимолетным был мир, в котором жили его шаманы-затворники, мудрецы народа анасази!
