— И все же в этом неистовстве есть своя красота, — задумчиво сказала Элизабет. — Жуткая красота.
Она положила ладони на рисунок и с помощью больших и указательных пальцев сделала рамку, а потом двигала ее, останавливалась, изучая фрагменты узора.
— Боже мой! — вдруг выпалила она.
— Что? — Он наклонился к ней поближе и почувствовал слабый запах розы.
— Посмотрите, существо с четырьмя ногами. Это может быть овца или собака. А сюда посмотрите. — Она переместила руки. — Похоже на дерево. Вот этот символ здесь означает воду. А вот это звезда.
— Не такой уж он хаотичный, — пробормотал он, в первый раз разглядев картинки в узоре. — Не просто линии, изгибы и точки, но самые настоящие предметы!
Он был потрясен. Раньше, когда он рисовал кувшин, он ничего не видел, кроме хаоса, — никаких отдельных компонентов. Но сейчас, когда прекрасные руки Элизабет выделили рамкой каждый символ, он вдруг увидел и дерево, и мужчину, и ястреба.
— Но вам придется выделить каждый символ, чтобы отчетливо рассмотреть, — посоветовала она. — Это почти как…
— Что?
— Это почти как зашифрованное сообщение. Похоже на головоломку, которую нужно решить.
— Головоломка? — Сначала те два рисунка от цыганки-гадалки, а теперь этот таинственный кувшин.
— Разгадку этой тайны, — сказала Элизабет, — можно было бы найти в самой культуре анасази. Что эти символы и геометрические узоры значили для них? К сожалению, мы знаем очень мало о древних жителях Нью-Мексико. В этих символах нет никакого смысла без контекста… о, это очень странно!
Она повернулась к следующему наброску. Он продолжал следить за ее красивыми руками. У Элизабет Делафилд были красивые, длинные, сужающиеся кверху пальцы, на ногтях: — маникюр, хотя она и лазила по горам и ковырялась в земле.
— Доктор Фарадей, символы не повторяются. Это крайне необычное явление.
— Может быть, они рассказывают нам какую-то историю?
— Да, но где начало, а где конец? — Она снова посмотрела на него своими спокойными голубыми глазами, и ему захотелось окунуться в них. — Как будто эта история рассказывалась по замкнутому кругу — без начала и конца.
Их глаза встретились, и он задумчиво сказал:
— Я пришел сюда за ответами, а нашел еще больше загадок. — А потом, утонув в красоте ее глаз, тихо добавил: — Чудеса никогда не закончатся?
43
— Никто не знает, что означает индейская наскальная живопись, символичны ли пиктографии, случайны ли они или рассказывают какую-то историю, — сказала Элизабет Делафилд, когда они шли по узкому ущелью, чьи базальтовые стены были покрыты причудливыми выгравированными или нарисованными символами. Фарадей старался следить за тем, что и как говорила Элизабет, но, так как она шла впереди него, все, что он мог видеть, — это ее прекрасную, стройную фигуру и ее белокурую головку, на которую он шел, как на маяк.
Проснувшаяся страсть приводила его в бешенство. Человеку, который находится в духовном поиске, это не позволительно. Он во всем винил демонов из каньона Чако. Но Фарадей знал, что, возродив в себе крепкую христианскую веру, он поднимется над властью темных духов и над слабостью своей плоти. Когда они шли через камни и развалины, профессор Делафилд обернулась через плечо и улыбнулась. Он улыбнулся ей вслед.
А потом им пришлось взбираться наверх и его сопротивление ослабло.
Он привык к тому, что женские ноги всегда были спрятаны под длинными юбками (хотя, как врач, он часто исследовал оголенные женские бедра и икры, но он относился к ним только так, как подобало врачу). А сейчас он не мог не смотреть на ноги Элизабет, когда она поднималась по умеренному склону, — сильные упругие бедра под брюками оставляли так мало его воображению. От волнения у него перехватило дыхание, а Элизабет остановилась и посмотрела на него.
— Вы в порядке? У вас очень красное лицо.
Он пробурчал, что не привык к таким экскурсиям, и настоял на том, чтобы она шла впереди, а он будет ее догонять. Он сел на валун и подождал, пока она не скроется из виду за поворотом тропы. Он распахнул рубашку и стал обмахивать себя шляпой. Почему он все еще оставался здесь, раз уже получил информацию, за которой пришел?
«Вам нужно исследовать территорию вблизи дерева джошуа, — сказала она ему за день до этого похода, когда они сидели в главной палатке. А затем она добавила: — Интересно, а что, если квадрат с молнией внутри означает рудник. Территория дерева джошуа исторически была горнодобывающей областью».
Значит, нет необходимости больше задерживаться здесь. И все же он не уходил. Фарадей хотел быть уверенным, что профессор Кин идет на поправку и рецидив не повторится. Ему нужно узнать все об индейцах от Делафилд и членов ее команды. Он ждал хорошей погоды, чтобы сделать превосходные наброски…
Сидя на солнышке, он придумывал какие угодно отговорки, не желая признавать истинной причины — тайного желания находиться рядом с Элизабет Делафилд.
На скале в каньоне Баттерфляй они нашли большое количество петроглифов — фантастические фигуры и символы, на которых он с трудом пытался сконцентрироваться. Пространство было таким узким, что рука Элизабет часто касалась его руки, когда она указывала ему на изображения снежного барана и гремучих змей. Ее теплое дыхание невольно ласкало его щеку, а когда она потянулась наверх указать ему на одну фигурку, ткань блузки натянулась на ее груди и ему показалось, что он сейчас потеряет сознание.
Сославшись на болезнь, которой он страдал в Альбукерке, Фарадей сказал, что чувствует себя еще слабым и ему нужно вернуться в лагерь и отдохнуть. Элизабет радостно согласилась.
Они ели ленч и разговаривали об индейских шаманах. Фарадей забыл о своем дискомфорте в ущелье и весело смеялся со своей очаровательной собеседницей. Когда он совсем успокоился, он рассказал ей о своей дочери, о том, как она появилась на свет, как он стал вдовцом. Больше он ей ничего не сказал, но, казалось, она все поняла.
Когда Элизабет спросила его, кто сейчас заботится о Моргане, он не мог сказать ей правды. Фарадей хотел, чтобы она была о нем самого лучшего мнения. Он полагал, что даже ее, женщину современных взглядов, потрясет то, что он живет с сестрой своей жены, не будучи с ней связанным узами брака. Он уже и так своими ночными визитами возмутил спокойствие нескольких домовладелиц в Альбукерке. Поэтому он просто сказал Элизабет то, что говорил всем: Моргана под присмотром очень умелой и надежной женщины. В конце концов это была правда.
Элизабет и Фарадей как будто потеряли счет времени, когда они вдвоем исследовали местность, в восхищении делая новые открытия и взволнованно обсуждая их за обедом с остальными членами группы. Пока Элизабет фотографировала каменные склоны и валуны, покрытые символами и рисунками, Фарадей зарисовывал облака и ястребов, калифорнийских перепелов и пустынные ноготки. Пустыня Мохаве была разноцветной палитрой — от оранжевой королевской бабочки до розовой пустынной ивы, от ярко-синего дубоноса до желтой иволги, от белокрылых голубок до черногрудых перепелов, и все оттенки желто-коричневого и розовато-лилового песка и гор. Они совершали долгие прогулки наедине — под луной и под солнцем — и разговаривали обо всем на свете.
