Идей в голове роилось много, и уже не раз Настя подумывала поделиться ими с начальником. Но каждый раз ее что-то останавливало. Да и мама – с ней Настя теперь частенько советовалась – сказала: «У нас в министерстве всегда ценили не балаболов, а тех, кто предлагал что-то конкретное. Со всеми выкладками и расчетами. Так что сначала все просчитай – а потом уже иди к шефу».
«Разумно», – оценила Настя и решила не спешить. Продолжала генерировать идеи. И тешила себя надеждой, что скоро заявит о себе не просто как о толковом исполнителе, а…
Ну и конечно, как только Настя избавилась от мужа (пусть не навсегда, пусть на время!), сразу и в сердце место освободилось для всяких мелких радостей. Приносит, к примеру, автор цветы с конфетами, припадает к ручке – и смущаться уже не надо, она женщина свободная, вполне может принимать невинные ухаживания.
Теперь Настя с удовольствием болтала с издательским шофером, покуривала с симпатичным редактором-практикантом и, конечно, стала чаще улыбаться шефу – главному редактору Андрею Ивановичу. Она решительно не понимала, почему коллеги так страшатся вызова к нему «на ковер». Сама Настя ходила в кабинет к начальнику с удовольствием – он никогда ее не распекал и безапелляционных приказов не отдавал. Только советовался – как с равной. И ей очень хотелось сделать что-то такое, чтобы шеф не просто ее похвалил, а пришел бы от ее действий в полный восторг.
И вот однажды Настя встретилась с однокурсницей. Встретилась далеко не случайно. Сорока принесла на хвосте – однокурсница эта, Наташка, тоже вроде занимается изданием книг. Только не в государственном издательстве, как Настя. Напротив: бизнес у Наташки – частный.
В универе они с Натальей вроде бы никогда особенно не дружили – «привет» да «пока». А тут Наташка, увидев Настю, просияла. И немедленно потащила ее в бар «Москва» – вспоминать, как спихивали скучнейший «тыр-пыр» (теорию и практику советской партийной печати)… Как, прячась от преподов, пили «Жигулевское» и «андроповку» у памятника Ломоносову…
Когда перемололи косточки всем общим знакомым, Наташка спросила:
– Ну а где ты сейчас? Работаешь?
– Конечно, работаю, – небрежно сказала Настя. – В издательстве, редактором.
– Прикольно, – оценила Наташка. И, приняв таинственный вид, добавила: – Может, мы скоро коллегами будем.
Настя, конечно, потребовала немедленных объяснений. И Наталья поведала:
– У меня приятель есть… В плане любви – ничего серьезного… Так, для здоровья… Он в нашей УПЛ работает. Ну, помнишь, на задах факультета такой курятник, наша учебно-полиграфическая лаборатория? Митя там наборщик. Должность, конечно, низовая – но кое-какие возможности есть, тем более что их начальник после пяти в типографии не появляется… Сечешь фишку?
– Пока не секу, – честно призналась Настя.
– Ну, у Мити доступ есть ко всем этим линотипам, а бумагу в разумных количествах доставать ему несложно…
– «Левые» тиражи гоните? – догадалась Настя. – Так это же уголовное дело!
– Ну, прямо сразу уголовное, – обиделась Наташка. – И потом – мы пока еще ничего не гоним. Так только, обдумываем. Пришла тут нам в голову одна чумовая идейка…
Наташка сунулась в сумку и продемонстрировала Насте полуслепую рукопись. На обложке красовалось: «Как стать сексуальной женщиной». Настя брезгливо перелистнула титульный лист. Профессиональным взглядом просмотрела странички. Приговор вынесла быстро:
– Фу. Порнография.
– Конечно, порнография, – легко согласилась Наташка. – Хотя, если уж соблюдать, как нас учили на факе, точность формулировок, то порнография – это описание полового акта в деталях. А это – скорее инструкция, как вести себя в постели. Чтобы получить максимальное удовольствие.
– «Офицерская поза» делает худеньким женщинам очень большое наслаждение», – процитировала Настя и фыркнула. – Ну и переводчик у этой книжонки! Мы бы такого с порога выгнали.
– А перевод тут никого не волнует, – серьезно сказала подруга, – лишь бы понятно было, что это за «офицерская поза». Я, между прочим, даже социологический опрос провела, среди знакомых. Больше половины об этой позе и не слыхали. С «наездницей» путают.
Наташка отхлебнула коктейль, закурила:
– Я даже знаю, где эти книжки продавать можно. У метро «Октябрьская», в переходе. Ты была там, видела, что творится?
Настя кивнула. В переходе, на ее взгляд, творился полный бардак. Плотными рядами сидели потрепанные дяденьки с тетеньками. Зазывно кричали: «Свежие новости! Первые в стране независимые газеты! „Балтийское время“, „Ригас Баллс“!» Громкие голоса отражались от низких потолков и плавали по переходу гулким эхом.
Наташка продолжала:
– Так вот. Вся эта торговля, естественно, незаконна. Но откуда-то сверху, видно, есть указание: не разгонять. Гласность, понимаешь ли. Перестройка. Новое мышление. Потому этот рыночек никто не трогает. Мильтонам немножко отстегиваешь – и всех забот.
– Какой вы хотите сделать тираж? – деловито спросила Настя.
Решение она уже приняла.
– Да мы бы хоть двадцать тысяч сделали, – жалобно сказала подруга. – Только с деньгами проблема. Бумага же нужна… Скрепки… А у нас пока только на пятьсот экземпляров денег хватает. И Митя говорит, из-за такой малости и огород нечего городить…
– Двадцать тысяч тиража – рискованно, – возразила Настя. – Очень. Во-первых, вдруг этот рынок на «Октябрьской» разгонят – и где тогда продавать? В «Книжный мир» на Кирова нести?… Во-вторых, где хранить? В типографии же тираж не оставишь? А в квартире столько и не поместится.
– А сколько, ты считаешь, можно напечатать? – Наташка тут же приняла подобострастный вид.
– Тысяч пять, на мой взгляд, – самый лучший вариант.
– Заметано, – мгновенно согласилась Наташка. – Себестоимость книжки – рубль. Так что если ты внесешь пять штук «деревянными», то через месяц получишь семь.
– Себестоимость такой, – Настя сделала презрительный жест, – филькиной грамоты – максимум семьдесят копеек. А продавать вы их будете по пятерке, не меньше. Так что с меня не пять тысяч, а три тысячи пятьсот. Ну а платить вы мне будете… по рублю сверху с каждого проданного экземпляра.
Наташка посмотрела на подругу уважительно:
– А ты, Капитонова, оказывается, капиталистка… У Сеньки, что ли, научилась?
– При чем тут Сенька? – тут же ощетинилась Настя.
– Ну как же, об его «Катран-меде» вся Москва говорит… Слухи ходят, что он себе «Мерседес» уже купил!
– Какой там «Мерседес»! – отмахнулась Настя. От слова «катран» у нее немедленно начиналась ломота в зубах. А когда называли Сенькино имя – то еще и мигрень… – Сеня здесь совершенно ни при чем, – строго сказала она. – У него свой бизнес, у меня – свой. И средства я, к твоему сведению, в твое предприятие буду вкладывать свои… Ну, допивай… Уговорила. Вступаю к вам в долю. Моя сберкасса как раз тут, на Горького…
