В последующие дни он уже не был прежним Стэном – грозным, но решительным лидером, который спас финансовый корабль после нападения террористов 11 сентября 2001 года. Подчиненные, которым случалось бояться его неудовольствия, теперь видели, как их хладнокровный и уверенный в себе гендиректор двигался по своему офису неуверенно, как боксер, который только что получил удар в голову на ринге. О’Нил остался на ногах, но бой им был уже проигран.
Через несколько дней после рассылки предупреждения исполнительный помощник О’Нила позвонил Джону Брейту, бывшему риск-менеджеру, который проводил собственное исследование в отношении рисков компании, связанных с субстандартными ипотечными кредитами, и пригласил на встречу с генеральным директором. До начала и во время проведения расследования Пит Келли узнал от Брейта о масштабе убытков, понесенных компанией, – их размер значительно превышал цифру, которую сообщили акционерам 5 октября. Келли довел это до сведения Флеминга, который передал информацию О’Нилу.
Брейт пришел в кабинет О’Нила (последний раз он разговаривал с генеральным директором в 2005 году) и ознакомил его со своими оценками рисков, связанных с CDO. Вместо 4,5 миллиарда, о которых было объявлено 5 октября, убытки составят почти вдвое большую цифру, пояснил Брейт. Самые рискованные ценные бумаги, известные как «CDO в квадрате», полностью обесценились, объявил Брейт. Что касается мезонинной части (mezzanine portions) CDO, состоящих из большого количества субстандартных ипотечных кредитов, то они, по приблизительным оценкам, вероятно, потеряли половину своей стоимости. Но самую крупную позицию – суперприоритетные CDO (super senior) на сумму около 35 миллиардов долларов – так и не смогли оценить должным образом, объяснил Брейт. Даже после ухода Семерджи FICC-отдел продолжает настаивать на том, что они приобрели страховки и использовали компенсирующие короткие позиции, чтобы уберечь компанию от убытков, поэтому 35-миллиардная сумма обязательств не будет обесцениваться. Это не так, сказал Брейт. Если на рынке ипотечного кредитования продолжится спад, а все индикаторы указывают на это, то компании, застраховавшие эти позиции, станут получать слишком много требований о выплате компенсаций и не смогут их выполнить, и от других коротких позиций польза будет не большая. Позиция стоимостью 35 миллиардов долларов будет просто уничтожена.
Было очевидно, что О’Нил так и не понял всей глубины проблем компании
О’Нил выглядел так, будто его сейчас стошнит. Всего несколько дней назад он набросился на Хитона, Эдвардса и остальных за то, что они добавили слово «оценивается» к объявлению о списании 4,5 миллиардов долларов. Было очевидно, что он так и не понял всей глубины проблем компании. Он заявил во всеуслышание, что списания составят всего 4,5 миллиарда, а теперь выходит, что потери компании на порядок выше этой величины. Когда компания через две недели объявит о прибылях в третьем квартале, ей придется обнародовать сумму вдвое большую и добавить предупреждение о том, что дела могут обстоять еще хуже.
В следующие несколько дней эмоции О’Нила зашкаливали, его состояние менялось от полной беспомощности, вызванной осознанием, что проблемы были слишком велики, чтобы он мог с ними справиться, до маниакальной заботы о будущем компании.
В один из солнечных октябрьских дней этого периода в его кабинет на 32-м этаже зашел Тоси, чтобы обсудить некоторые вопросы относительно предложенной им идеи создания банка проблемных активов (bad bank). Кабинет гендиректора был современным, гладкие стены отделаны белым пластиком, а в центре находился большой овальный рабочий стол, за которым О’Нил проводил совещания со своими подчиненными. Повсюду стояли со вкусом подобранные предметы искусства, привезенные из Африки, – часть личной коллекции О’Нила. Тоси, чей обмен веществ был столь быстрым, что он не нуждался в чашке кофе по утрам, нервничал больше обычного, когда приходил в кабинет О’Нила: у гендиректора был такой крутой нрав, что если человек входил в кабинет не совсем подготовленным, то хозяин мог буквально порвать его на части вне зависимости от того, кто еще находился в кабинете.
Зайдя в кабинет в тот день, Тоси не обнаружил там свирепого хозяина Merrill Lynch. В комнату, окна которой выходили на юго-восток, заглядывали лучи послеполуденного солнца, но ни одна лампочка не горела. О’Нил сидел в своем кресле сгорбленный, обхватив поникшую голову руками. Одетый в серый кардиган, он выглядел потрепанным и небритым. Тоси еще никогда не видел генерального директора в таком состоянии, и это его обескуражило.
– Этот чертов Семерджи, – пробормотал О’Нил. – Я должен был знать, что ему не стоит доверять.
Потом О’Нил заговорил о кризисе, связанном с Long Term Capital Management, который случился почти за десять лет до того периода, когда он был финансовым директором и Merrill Lynch потеряла практически все деньги.
– Эти парни из отдела фиксированного дохода вернули меня в 1998 год, и, клянусь, я больше не позволю, чтобы это повторилось еще раз.
Когда Тоси уходил, он посмотрел на Мэриан Брукс, которая была секретаршей О’Нила на протяжении многих лет. В ее глазах стояли слезы.
Несколько часов спустя, после захода солнца, Грег Флеминг вошел в кабинет генерального в надежде увидеть его. Он был уверен, что шеф все еще там, но в комнате его не было, и свет там не горел. Флеминг прошел в угловой кабинет и увидел О’Нила, который сидел за столом один, в тишине.
– Стэн, – позвал Флеминг, включая свет. – Это что, метафора такая, да? Вставайте, пойдем. У нас есть работа.
Несколько дней спустя – 18 октября – О’Нил сделал нечто очень необычное: он попросил Флеминга о помощи. Несмотря на то что при О’Ниле Флеминг поднялся по служебной лестнице, возглавив в 2003 году инвестиционно-банковскую деятельность и в 2007 году став сопрезидентом всей компании, он никогда не был частью близкого окружения О’Нила. Это окружение в том виде, в каком оно существовало, включало О’Нила и Ахмасса Факахани – сопрезидента Флеминга.
Факахани, управлявший работой внутри компании, тесно работал с О’Нилом почти десять лет и был одним из первых, кто сформулировал стратегию, при помощи которой О’Нил смог занять место генерального директора. После того как О’Нил стал директором, Факахани сконцентрировал в своих руках еще больше власти, но его самая важная задача состояла в том, чтобы быть глазами и ушами директора в компании.
Но катастрофа в отделе фиксированного дохода, спровоцированная Османом Семерджи – человеком, которого Факахани прочил в будущие руководители Merrill Lynch, подорвала авторитет Факахани в организации. Отягчающим ситуацию обстоятельством было то, что система управления рисками, которая не смогла вовремя отследить действия Семерджи, также подчинялась Факахани.
« На протяжении более десятка лет, как и конкурент из его родного города BofA, банк Wachovia занимался постоянным поглощением других банков. И главным советником Wachovia при этом был Merrill Lynch »
О’Нил спросил Флеминга, поддерживает ли тот отношения с Кеном Томпсоном, президентом Wachovia Bank в Шарлотте.
