Внезапно Эхнатон, мирный царь и учитель любви, превратился в воина. Но на войну его подвигну-ли не мирские причины. Он развязал религиозную войну. Бросив вызов старым богам, их жрецам и их власти, он противопоставил свой огромный авторитет их авторитету, свою веру – вере в Амона. Он не сдастся, пока не изгонит из Египта всех богов, за исключением Атона, свое единственное божество, источник света всей своей жизни.
В Египте начались беспорядки. Одна Амарна осталась незатронутой возмущенным кипением других городов. Поодиночке и небольшими отрядами обозленные и лишенные духовного сана жрецы Амона начали собираться в Фивах, готовя возмездие. Между ними и торжествующими жрецами Атона началась открытая война. В своих проповедях сторонники Амона объявили учение Эхнатона источником всех человеческих преступлений. «Амарнская революция» была нападением на всех древних богов, но всем была известна ее истинная причина – личная ненависть царя к Амону.
Этим декретом возлюбленный Нефертити, поэт-мечтатель, царь и мистик превратил себя в самого ненавистного человека в Египте.
Ввиду явного возмущенного отношения современников к Эхнатону и Нефертити как к источнику несчастий следует принять во внимание и мнение современных ученых.
Бристед, который проявлял особый интерес к амарнскому периоду и к «не имеющей себе равных религиозной революции» Эхнатона, считает его «первой личностью в человеческой истории… далеко обогнавшей свой век… он исповедовал идеалы и проявлял намерения, сделавшие его наиболее выдающимся из всех фараонов». Пендлбари: «Первое восстание против установленного порядка… первый человек с собственными идеями, который пошел против всех традиций». Були: «…кто в XIV веке до н. э. постарался навязать монотеистическую религию народу, верившему в тысячи богов». Петри: «Великий лидер и мыслитель». Штейндорф и Силь: «…самая очаровательная личность, когда-либо занимавшая трон фараонов».
Не менее лестно отзывались о нем и другие египтологи: «…первый в мире идеалист», «сверхчеловек, обогнавший свое время…», «…наиболее выдающаяся фигура в ранней истории Востока», «первый в мире пацифист», «первый, кто дал миру принципы монотеизма…», «лишь фараон, человек божественного происхождения, мог совершить такую революцию…», «…восемнадцатая династия достигла своей вершины при чрезвычайно разумной, но, к несчастью, безрассудной реформе Эхнатона… В те времена быть умным и было все равно, что накликать несчастье, даже если этим умным был всемогущий царь».
Это – современные оценки Эхнатона. Однако при его жизни и в течение многих последующих веков враги предавали его анафеме, характеризуя двумя словами: «Бунтовщик! Еретик!»
Это были самые ужасные слова, которые жрецы Амона могли бросить в лицо своему правителю из Амарны.
Глава 12
ТЕНЬ НА СОЛНЦЕ
Тель-эль-Амарна, 1361–1356 годы до н. э.
В ту ночь в 1361 году в Фивах, когда погребальная процессия с телом Аменхотепа III двигалась в Долину царей, в царском гареме красочного дворца на берегу Нила спокойно спал один, а может, и два маленьких принца. Вероятно, это были последние дети Аменхотепа от одной или двух «дополнительных» царских жен. Они были сводными братьями Эхнатона.
Этим двум детям суждено было сыграть важную роль в приближающейся драме.
По требованию Эхнатона, оба носили «солнечные имена», как и он сам, сменивший свое собственное имя. Старшего – Сменхкару – назвали в честь бога солнца Ра. Другого, новорожденного или даже родившегося после смерти старого царя ребенка, назвали Тутанхатоном в честь Атона. Именно его гробница будет найдена в XX столетии и прославит Египет XIV века до Рождества Христова. Вероятно, он был последним из детей Аменхотепа III.
Они не были детьми Тиу, но в Фиванском дворце о них заботились как о ее собственных детях. Они играли на тех же расписанных полах, где детьми играли Эхнатон и Нефертити, и со временем оба стали царями Египта.
Были ли их матери принцессами из Митанни, о которых так много написано в амарнских письмах и которых продолжали присылать в Фивы вплоть до смерти Аменхотепа III? Тиу дружелюбно участвовала в подготовке этих свадеб, которые были необходимой политической частью восточных традиций. Она явно была добра к вновь прибывшим и любила рожденных ими детей. Она могла проявлять терпимость, ее положение матери царя было непоколебимым. Тиу была великой женой и великой царицей, и именно ее сын сидел теперь на троне. А маленькие принцы, хотя и наполовину царской крови, могли стать большим благом для Египта, как было уже не раз. Поэтому мальчиков растили так, как приличествовало сыновьям великого умершего царя.
Как только старый царь был похоронен, у Эхнатона начались проблемы с родственниками из Митанни. Амарнские архивы забиты личной корреспонденцией из Месопотамии.
Вплоть до самой смерти Аменхотепа между царями Митанни и царской семьей в Фивах поддерживались родственные взаимоотношения. Отец Эхнатона был женат на принцессе Гилукипе, дочери принца Шуттарны из Митанни, который вместе с невестой прислал 317 придворных дам и значительное приданое – «десять пар лошадей, десять колесниц, тридцать евнухов» – и множество других даров, включая личные подарки для царицы Тиу. Это весьма необычно, но между царицей Тиу и митаннским царем существовала дружба (они обменивались письмами), что позволило предположить родственные взаимоотношения, которые так и не подтвердились. Затем Аменхотеп женился на Тадукипе, дочери Тушратты, царя Митанни, и в Египет было доставлено еще одно приданое. А во время последней болезни Аменхотепа, когда новость достигла Митанни, последний отправил в Египет священный образ богини Иштар.
Теперь вместе с напоминаниями обо всех дарах Тушратты, в виде невест и приданого, в Египет приходили письма с требованиями золота, которые царь Аменхотеп щедро удовлетворял. После смерти Аменхотепа царь Митанни развернул кампанию по получению аналогичных щедрот от Эхнатона, но последний не был заинтересован ни в митаннских невестах, ни в самом Тушратте. Первое письмо, полученное Эхнатоном от царя Митанни после смерти отца, прямо-таки сочилось лестью:
«Как только я узнал, что с моим братом Нимму-рией (так называли в амарнских письмах Аменхотепа) случилось неизбежное, я проплакал весь день. Я просидел день и ночь, не принимая ни пищи, ни питья, потому что я был расстроен. Я сказал: «Пусть бы лучше умер кто-нибудь другой на моей земле или земле моего брата, а мой брат, которого я любил и который любил меня, остался бы жив! Потому что наша любовь будет продолжаться на небесах, как она продолжалась на земле».
Затем, подходя к сути вопроса, Тушратта объясняет, что уверен в продолжении дружеских взаимоотношений между Митанни и Египтом, поскольку, как только он узнал, что сын Великой Супруги Тиу является царем, он воскликнул: «Мой друг не умер, так как страной правит его великий сын! Он не откажется от обязательств своего отца».
Но Тушратта обратился не к тому человеку. Тогда он написал Эхнатону о двух статуях, обещанных ему перед смертью Аменхотепом. Посланник Тушратты в Фивах видел две этих статуи и сообщил, что они сделаны из чистого золота. Но тут алхимия сыграла с ними злую шутку: когда статуи прибыли в Митанни, оказалось, что они вовсе не из золота, а из окрашенного в золотой цвет дерева.
