За несколько недель до первого концерта Ричард Коул позвонил Баннистеру, сказав, что группа хочет осмотреть место его проведения. В частности, Пейдж хотел взглянуть на реликвии романиста Эдварда Балвера-Литтона, также известного своим интересом к оккультизму, который был одним из предков владельца Нэбворта Дэвида Литтона Коббольда. Во время визита Сторм Торгерсон сделал их фотографию для афиши фестиваля. «Рядом с ним стояла обнаженная молодая женщина, демонстрировавшая все свои прелести, которую Сторм привел туда, видимо, чтобы группа забыла о наличии камеры, — вспоминал Баннистер в своих мемуарах There Must Be a Better Way. — Были слухи, что среди множества фотографий, сделанных в тот день, была и одна пикантная фотография Пейджа со спущенными штанами, но, к сожалению, мне так и не удалось найти доказательства этого». Фотографии впоследствии были отретушированы, и вместо облачного неба фоном было наложено солнечно-голубое небо Техаса.
In Through the Out Door планировалось выпустить до нэбвортских концертов. Но задержки с изготовлением обложки — опять же — отложили релиз до 15 августа, что было четырьмя днями позднее второго шоу. За дизайн снова отвечала студия Hipgnosis, и альбом должен был выйти в целых шести разных конвертах, изображавших разные вариации одной и той же сцены в баре в Новом Орлеане, где мужчина в шляпе, костюме и галстуке устало смотрел на потертую барную стойку, а напитки ему подавал татуированный бармен в майке. На заднем фоне за пианино сидел старый темнокожий мужчина, а темнокожая женщина среднего возраста смеялась, держа в руке напиток, в то время как на закрытое ставнями окно облокотилась молодая шлюха-мулатка в обтягивающем платье, на лице которой было написано полное безразличие. Фотография на каждом конверте была обработана сепией, которую разрезал цветной участок, напоминающий мазок кисти — «словно вы смотрели в бар через пыльное окно, и этот мазок находился как раз там, где вы протерли стекло рукавом, чтобы заглянуть внутрь», — объяснил Сторм Торгерсон. На внутреннем бумажном конверте, в котором лежала пластинка, были два черно-белых рисунка — сцен до и после, — разбитого стакана, пепельницы, сигарет и зажигалки, изменяющие цвет при соприкосновении с водой, идею которых Джимми позаимствовал из раскрасок своей дочери Скарлет (впрочем, к счастью, не ту, что представлена на современной CD-версии). Забавно, что финальным штрихом подготовки стало помещение каждой пластинки в простой конверт из коричневой бумаги, на который почтовым штемпелем были нанесены названия группы и альбома. По-видимости, это служило для того, чтобы не дать покупателям возможности заранее понять, какой именно из шести конвертов они приобретают, что было понятной для посвященных шуткой Торгерсона, «сытого по горло», по его словам, «заявлениями группы и лейбла о том, что им неважно, что будет на обложке, поскольку альбом Led Zeppelin все равно будет продаваться. Питер Грант сказал, что мы можем положить его хоть в конверт из коричневой бумаги — и его все равно раскупят. Мы так и сделали — и он оказался прав!»
Действительно, за двое суток с момента начала продаж в Америке было распродано более миллиона копий In Through the Out Door, и он сразу же занял первые строчки в хит-парадах Британии и Штатов. За несколько следующих месяцев в Америке будет продано более пяти миллионов копий, и серьезные деятели музыкального бизнеса теперь говорили, что он «практически в одиночку спас американскую музыкальную индустрию», которая испытывала серьезный застой в продаже пластинок после шквала гораздо более узко ориентированных на конкретную нишу контрактов Новой Волны, которые за предыдущие полтора года заключили все основные звукозаписывающие компании. По словам писателя Стивена Дэвиса, по крайней мере в Америке панк и Новая Волна были «для тупиц и недоумков», в то время как Zeppelin все еще представляли, как выразился другой американский журналист Дэвид Оуэн, «неуловимое постоянство больших денег, быстрых машин и престижа».
В Британии рецензии на In Through the Out Door были столь же красноречивы, но гораздо более неодобрительны. Даже Sounds — который вместе с Melody Maker оставался единственными музыкальными изданиями, все еще продолжавшими представлять хард-рок и хеви-метал в позитивном свете, — теперь опустил свой молот на Zeppelin. Под заголовком «Закрой дверь, погаси свет» разгромная рецензия постоянного автора журнала, рок-эксперта Джеффа Бартона, который присудил альбому лишь две звезды, оканчивалась несколько грустно, и даже пророчески: «Я не рад сообщать это, но этот динозавр вымер». Вполне ожидаемо Грант был в ярости. Уже отобрав у Sounds право иметь собственную палатку на фестивале в Нэбворте, теперь он приказал звукозаписывающей компании отказаться от любой рекламы этих концертов на страницах журнала. Но, как вспоминает теперь бывший в то время редактором Sounds Алан Льюис: «То поколение групп было тогда в такой немилости, что нас это не особенно волновало. В былые дни ты бы на все пошел ради интервью с Джимми Пейджем, но в 1979-ом вершина для них уже была позади. К тому времени тон задавали группы вроде AC/DC и Blondie — по крайней мере, они были на наших обложках. Мы точно не потеряли бы покой и сон из-за Zeppelin».
Сами нэбвортские концерты были странными, вынужденно триумфальными, периодически блестящими, но чаще беспорядочными. В конечном счете, они были полны событий, но не по одной из тех причин, на которые надеялась группа, а из-за грандиозного пускания пыли в глаза как тогда, так и в последовавшие за этим десятилетия. Сейчас о них вспоминают как о наиболее успешных и посещаемых фестивальных шоу семидесятых годов, при этом крайне неточно указывая количество зрителей. В реальности же, если первый концерт посетило приличное и даже беспрецедентное по нэбвортским стандартам число человек, составившее примерно 104 000, то второе выступление было полным провалом — присутствовало всего лишь 40 000 зрителей, весь день шел страшный дождь, а атмосфера была и того страшнее.
После двух подготовительных концертов, состоявшихся в Копенгагене, группа на вертолете прилетела на первое шоу, пребывая в таком волнении, что ее участники едва могли разговаривать друг с другом, не удостоив вниманием ни других артистов, выступавших в тот день, ни даже собственных гостей, пришедших за кулисы. К сету, с которым они путешествовали по Америке двумя годами ранее, было добавлено только два новых номера — ‘In the Evening’ и ‘Hot Dog’, — и не само представление заставило их нервничать, а тяжесть той истории, которая теперь, по их ощущениям, преследовала их, замедляя их шаги. Не только толпа, но и все те, кто находился за кулисами, были чрезмерно возбуждены от перспективы увидеть первый концерт Zeppelin на британской земле за последние четыре года. В специальном месте сбоку от сцены, отведенном для всех гостей Гранта и группы, сидел Ахмет Эртегун. Действительно, казалось, что будущее группы не определено. Роберт Плант, например, уже не был уверен, что группа достаточно сильна, чтобы склонить чашу весов в свою сторону. «Я не верил, что могу сделать что-либо достаточно хорошее, чтобы удовлетворить ожидания людей, — впоследствии сказал он. — Мне понадобилась половина первого концерта, чтобы осознать, что я был там и что происходило вокруг. Я потерял голос от переживаний».
Для Фредди Баннистера день начался плохо. Тем утром «довольно сконфуженный» Ричард Коул пришел в штаб фестиваля и «настоял», чтобы Баннистер подписал отказ от прав на съемку мероприятия. Все еще обиженный на неодобрительную реакцию на The Song Remains The Same тремя годами ранее и весьма опасаясь, что Плант сдержит свое слово никогда больше не гастролировать по Америке, Грант понял, что для продвижения группы может потребоваться запуск Плана Б, а потому он нанял режиссера Майка Мэнсфилда — чье еженедельное поп-шоу Supersonic стало ответом коммерческого телевидения на старую программу BBC Top of the Pops, — чтобы тот отснял нэбвортские выступления для нового полнометражного фильма, который планировала сделать группа. В силу этого Баннистер согласился дать разрешение на съемку фестиваля более чем дюжиной камер и размещение съемочной группы на площадке. Как организатор Нэбворта, Баннистер мог ожидать некоторого гонорара или отчисления с любого фильма, снятого на фестивале и вышедшего в коммерческий прокат. Однако принципиально он был не против отказаться от собственных прав — за соответствующее «вознаграждение». Когда Коул сообщил ему, что он должен сделать это за королевскую сумму в «один шиллинг» (пять пенсов), Баннистер был возмущен не только оскорбительно смехотворным предложением, но и агрессивной манерой, в которой оно было преподнесено. «Гуляй! — сказал он Коулу. — Черта с два!» Но Коул настаивал, сообщив, что предложение исходит от Гранта, а учитывая «настроение, в котором Питер пребывает в эти дни, его и правда лучше не злить». В результате Баннистер подписал отказ, понимая, как он говорит теперь, что «мерзость Гранта» станет и его погибелью. «Если бы он дал мне 250 фунтов, соглашение было бы в целом легально. Однако люди отказываются от своих прав за пять пенсов лишь под давлением, как и произошло в моем случае, а впоследствии мне рассказали, что это делает документ недействительным».