На прощание мы обнялись, а после разбрелись. Я шел к дому медленно, словно мне был дорог каждый мой шаг, пока не застыл под деревом, раскинувшим ветки в разные стороны, словно готовым к объятиям. На дворе стояло девятнадцатое декабря две тысячи пятнадцатого года, около трех часов ночи. Сто дней назад я вышел из дома со ста рублями в кармане для того, чтобы отправиться на восток, а после вернуться домой с запада, совершив таким образом кругосветное путешествие. И это получилось. Я не знал, плакать мне от этого или смеяться. Свидание с самим собой длиной в сто дней заканчивалось. Я испытывал огромную благодарность всем тем, кто помог осуществить эту мечту, всем приютившим, накормившим, подвезшим и поверившим. Оказалось, мир открыт нам. Я вспомнил свои бунтарские мысли, с которыми отправлялся в путешествие. Мне стало весело оттого, что за эти три месяца я хотел найти себя. Оказалось, это так не работает. Для становления себя у нас есть жизнь.
Я стоял минут тридцать, разглядывая ветку дерева, и смотрел, как снег облепляет черную рябину. Он аккуратно падал на нее, а она принимала его. Это было просто и красиво. Мы лишаем волшебства многие вещи, когда даем им названия. Поэтому я просто молчал. Мир лился таким, какой есть. Из окна соседнего дома доносились еле слышные строчки песни «Мумий Тролля» «Тонешь», исполняемые под аккомпанемент пианино и гитары. Оторвав взгляд от рябины, я осмотрелся вокруг. Каждый предмет истекал информацией. Все будто светилось. Во всем было в два раза больше правды, в три раза больше боли и в пять раз больше любви. Как знания есть то, что осталось после того, как хорошо выученное успешно забыто, так и путешествия есть то, что с тобою сталось, когда все желанное исполнилось за время путешествия. Однако по-прежнему оставалось верным правило путешественника номер один.
ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 1: настоящее путешествие — то, которое делает нас добрее и ведет к лучшему пониманию себя и жизни, которая нам дарована.
Я вышел из дома 10 сентября в 7 утра, значит, должен был вернуться 19 декабря до этого же времени. На часах стояло четыре ночи. Я оказался здесь заранее, за три часа. Казалось, это был первый и последний раз, когда я никуда не опоздал. Домофон встретил мелодичным пиликаньем, а лифт поднял на нужный этаж. Я подошел к двери в квартиру. Вот все и заканчивалось. Оставались считаные минуты, чтобы еще немного посмаковать произошедшее. Финиш — отражение старта. Я всегда считал, что самое главное в любом действии — начало и конец. И сейчас мне оставалось только бросить пенку на желтую лестницу рядом с квартирой и плюхнуться на нее в заключительный раз, вдохнув пока еще не выветренный запах огня и дороги. Я осторожно лег, расслабился и прислушался. В этом доме все спали, укутанные в тишину, которую могло нарушить только мое тело, пульсировавшее как огромное сердце. В журнале я записал:
Господи, сколько же во мне живет любви. Пожалуй, столько — и даже больше — есть в каждом человеке, и мне удалось ее увидеть. Любовь — это не чувство, а состояние, и вопрос лишь в том, по какой лестнице к ней забираться. Я лежу на лестнице рядом со входом в квартиру семьи — оказывается, так можно делать. Я чувствую обжигающий жар в сердце и уретре. Неведомая сила течет через все тело. Это какой-то концентрированный сгусток Вселенной, раскаленная пульсация, горящее ядро. Это могучая бездна, которая может захватить все вокруг, в те моменты, когда удается предаться потоку жизни. Это охеренный космический корабль, на котором может улететь целая толпа. Кажется, я обнял наш шар. Это все похоже на безумный акт любви с планетой Земля. Хоть бы хватило сил все описать.
Так я лежал, чувствуя спиной ступеньки лестницы, а потом открыл дверь квартиры. Реальность влетела мне в лицо. Это место пахло так же, как мое тело. Здесь все было по-прежнему. Коврик в прихожей, магнитики на холодильнике, картины в коридоре — все застыло. Если не сознание, то тело само помнило, как взаимодействовать с этим миром. Я мог с закрытыми глазами поднять пальцы и попасть точно на кран горячей или холодной воды. Левая рука знала, где лежало мыло, а правая — где висело полотенце. Я вдохнул воздух: мама приготовила что-то вкусное. Мне захотелось поцеловать ее. И папу. И сестру. И еще десять человек. Да вообще всех! Обнять и все показать, все отдать.
Но вместе с этим было очень страшно увидеть своих родителей. Чтобы никого не разбудить, я ходил в тишине и темноте — впрочем, как и последние сто дней. Было неясно, что здесь делать, поэтому я направился прямиком в кровать, разделся догола и лег лицом вверх.
Неизвестно, окутал меня сон или какой-то иной отсек сознания. Всю ночь перед глазами мелькали образы. Капля водопада Йосемити, падающая на холодный нос, знак «BMW» на фуре под Новосибирском, красный свет сигнализации Китайской стены, правая рука Джоша, вращающая руль автомобиля меж улиц Сан-Диего, остатки красного вина, болтающиеся на донышке бутылки, катящейся с Монмартра, — все смешалось в один вихрь. Кто бы объяснил мне, была ли это сказка, или все взаправду происходило со мной. Да, нет — без разницы. Это было безумно круто.
Вселенная имеет женское начало. Жизнь всегда начинается с женщины и на ней заканчивается. Сквозь серую массу воспоминаний до меня дотронулось что-то честное, правдивое, горячее и родное, дотронулось и потащило вверх. Кто-то трепал меня за макушку мягко и нежно, так же как и двадцать лет назад. Я обвил руками маму и неловко сжал губы, прижавшись к ее мокрой щеке.
— Сынок вернулся! Дима! Ты теперь так выглядишь…
Горячая слеза упала на шею. Я смахнул ее и прислонил маму к своей груди. Мама, знала бы ты… Впрочем, ты и так все знаешь. Пожалуйста, не плачь. Мы живы, а значит, все хорошо.
