— Вот мрази, братан.
— Да. Мало того что родители рыдали месяц, так про эту историю во всех газетах рассказали. Представляешь, какой им стыд перенести пришлось. Потом семьи девочек, которые забили одноклассницу, приходили к ее родителям и говорили: «Не пишите про нас ничего. Забудьте. Вашу дочь уже не вернуть, а нашим жить еще». Подростковая жестокость не знает границ.
Я слушал их истории и вжимался в пол. В отрочестве каждое лето я на месяц уезжал в детские лагеря, творческие и спортивные. И во всех отрядах всегда находился один или два изгоя, отдых которых превращался в пытку. Каждый считал за должное поиздеваться над ними, иногда и вожатые. У них часто крали вещи, били, отнимали еду, но больше всего было сексуальных издевательств. Иногда мне казалось, что эти люди выбирались случайно. Однажды мне выпало быть таким, и я, стиснув зубы, терпел и показывал, что парень не промах. Спустя время подростки поняли, что выбрали не лучший вариант, и переметнулись на другого пацана, которого в тот же день избили после ужина. Тогда мне казалось, что любому детскому обществу нужен человек для издевательств, чтобы сплотиться.
После этого ребята высказали мнение, что путешествия без денег выглядят абсурдными и ничему не учат, ибо они противоречат самой сути жизни — ведь деньги всегда нужны. Они рассказали свой пример, когда были времена, что Серега и Стас работали расфасовщиками грузов и должны были кормить всю семью. Зарплаты хватало только на жилье и продукты первой необходимости, и приходилось придумывать, где достать деньги любым способом. «Вот это было приключение!» — отметил Стас. Они клали в упаковки товара на пару килограмм меньше, чем было заявлено. Потом при клиенте ставили на весы и незаметно надавливали рукой сверху. Весы показывали на те недостающие пару килограмм больше, и клиент не замечал подмены. Стоимость тех двух килограмм шла им в карман, и за месяц набегало на целую зарплату. Потом ребята покупали на нее недостающие продукты в холодильник и игрушки детям.
За окном потемнело и насупилось. Дождь еле сдерживался, чтобы не ливануть. Слева два старых зеленовласых холма на стыке образовали перевернутую параболу, вершина которой разрезалась надвое хмурой рекой Юрюзань. Справа нас встречали леса и камни, камни и леса, чередующие друг друга, как белые и черные клавиши рояля. Серега и Стас вспомнили еще несколько историй молодости и однозначно заключили, что сейчас стало спокойнее.
— Организм настоящего челябинца по-прежнему не воспринимает воздух, которого не видно. А в целом суровости в нас не осталось. Вот в Златоусте соседнем — и то больше.
— Серег, там всегда было жестче. Наш Челябинск в подметки не годился Златоусту.
Организм настоящего челябинца по-прежнему не воспринимает воздух, которого не видно.
— Парни, а почему он суровый? — хотел разобраться со стереотипами я.
— Там завод на заводе стоит, а еще вокруг много зон было. Зэкам, которые отсидели, давали дома и участки на окраине города, а некоторым и в центре. Раньше после восьми вечера было не принято выходить на улицы. А если вышел и тебя отмутузили — сам виноват.
— А как там морозовская мафия головорезила, помнишь? Они Михальченко прямо на глазах у соседей пристрелили, а все из-за водки.
— Да, все пацаны после армии хотели к ним попасть. Потому что знали — если не с ними, то против них.
— Главное, город-то какой сам! Леса, озера да горы.
— И такие люди там встречались черствые.
После подобных слов Сереги и Стаса стало ясно, что пора менять маршрут. Я спросил:
— То есть там очень красиво?
— Да.
— И может быть опасно?
— Да.
— Мы будем проезжать этот Златоуст?
— В пятнадцати километрах по трассе.
— Отлично, мне туда! — декларировал я.
— Ты че, дурачок? Давай с нами в Челябинск дуй, там в отеле переночуешь, а потом на день смотаешься в Златоуст, если так природу посмотреть хочешь.
— Не, пацаны. Мне точно туда надо.
— Блять, путешественник, мы скоро столб проезжать будем, на нем написано: «Сюда — Европа, туда — Азия». Вот это примечательность! Фотку сделаешь — все бабы потекут. А на Златоуст забей, нечего тебе там ночью шныряться.
— Столб выглядит заманчиво. А можно и в Златоуст успеть, и со столбом сфотографироваться?
— Не, выбирай одно.
— Тогда столбы подождут!
— Ой, фиг с ним, — хлопнул по плечу товарища Серега. — Он долбанутый, не видишь, что ли. Пусть смотается, ему там хоть мозги на место поставят.
Остальное время мы молчали. Парни проехали первый поворот на Златоуст, все еще надеясь, что мы все вместе попадем в Челябинск. Но я настоял на своем, и, миновав Балашихинское водохранилище, мы высадились у стелы, на вершине которой красовался крылатый конь, а внизу в темноте проглядывалась синяя надпись «Златоуст». Мы обменялись контактами, пожали руки, и Серега со Стасом исчезли в тлеющем горизонте.
Первое, что ударило — это сильный холод. Здесь, на Южном Урале, температура упала до градусов пяти. Второе — спертый воздух, сочетавший запах гор, заводов, мусора и шлейфов газов от фур. Я первый раз подосадовал, что поехал осенью, хотя понимал, что, если доберусь до Сибири, тамошняя погода будет радовать еще меньше. В ход сразу пошла старая куртка, взятая у друга за несколько часов перед отправлением, и по двое носков на каждую ногу. Это не особо спасло, я бросил рюкзак и принялся бегать вокруг стелы, пытаясь ударить поднятыми коленями по ладошкам, как на уроке физкультуры. Потом постоял в планке на асфальте три минуты, взбодрился, затянул рюкзак покрепче, свернул с трассы и ступил на темную дорогу. Среди абсолютной тишины зубы от холода тарабанили чечетку. И только остановившись, сжав руками челюсть и навостривши ухо, можно было услышать, как летают вороны меж шепчущихся сосен, а на мир садится ночь. Нужно было идти пятнадцать километров.
Глава 8. Что таит в себе Урал
Пальцы суматошно дрожали, будто неумело пытались отыгрывать ноктюрн, а теплые клубы изо рта нарушали одиночество черного одеяла, укрывшего дорогу. Я шел вперед и шумел пожухлой листвой на обочине, пытаясь убедить себя в том, что все хорошо. Сзади раздался шум, а потом прямо перед носом припарковался большой джип «Сузуки Гранд Витара», преградив мне путь и усиленно мигая. Я хотел обойти его, но водитель настойчиво прокричал: «Чего уставился? Запрыгивай!» Опасливо посмотрев на короткостриженого длинноносого мужчину за рулем, я все же закинул рюкзак на заднее сиденье, а сам пристегнулся на переднем. Идти три часа по темноте мне хотелось меньше.
— Откуда? — строго спросил меня водитель голосом полицейского.
— Из Москвы, — таким же тоном ответил я.
— Куда?
— Путешествую по России.
— Зачем?
Я замолчал. Ответ в одно слово у меня заготовлен не был. Нужно было сформулировать все цели в точном и красивом предложении, и я стал шуршать извилинами.
