Игорь обучил меня еще нескольким традиционным сибирским выражениям, а потом мы по привычке до середины ночи смотрели серферские и сноуборд-видео, обсуждали тонкости съемки с рук без глайдкама и разницу менталитетов в разных регионах России. На следующий день я отправился гулять по заведениям Новосибирска и снимать видео для девушки знакомого, а вечером мне позвонил знакомый Андрей Петров: «Дело есть. Надо встретиться». Он подхватил меня в центре, довез до подъезда и, как строгий комиссар, приказал: «Жди». Я успел сосчитать всех местных котов, обшуршать опавшие листья и продрогнуть до мурашек, пока он наконец не появился из подъезда с ношей в руках. «Это тебе. Если ты в Сибирь собрался, то думай головой. Настоящий сибиряк — не тот, кто холода не боится, а тот, кто тепло одевается», — с такими словами Андрей протянул мне толстую куртку, шапку и горнолыжные перчатки. «Другое дело! Теперь к холодам готов!» Я обнял Андрея и пообещал отчитаться, если пересеку океан.
Часом позже на кухне передо мной стоял закрытый рюкзак и открытый Игорь.
— Говорю же, поехали вместе! Если не до Байкала, то хоть до Красноярска достопим, а там как следует в Енисей окунемся! — по-прежнему пытался уломать Игоря я.
— Димон, ты пойми, не могу. Наша встреча меня вдохновила на работу, но сейчас надо и дела с аспирантурой решать. Обещаю, не буду сидеть на месте и сниму фильм про путешествия. Вот будет премьера, придешь на нее, оттуда и стартанем! А сейчас я тебя до объездной доброшу, — улыбнулся Игорь, и его усы изогнулись, будто завитушки от сигаретного дыма. Я попрощался с лучшей кухней Новосибирска, закинул рюкзак в багажник и снова уселся на переднее правое. После трех дней тотального расслабона предстояло отправиться в путь.
— Твоя личность в соцсетях не соответствует реальной жизни. Я думал, пафос — твое второе имя, а рядом со мной сидит обычный парень, — решил под конец признаться Игорь. — Может, наконец, начнешь нормально странички вести?
— Я и так показываю в них слишком много. По сути, мне вообще пофиг на эти картинки. Не хочу вкладывать в виртуальный образ силы, а то потом возжелаю что-то с него получить и обломаюсь. Это забивает голову и отнимает энергию, — лениво отозвался я, елозя локтем по распахнутому окну автомобиля. Новосибирск провожал отменным ясным днем, и даже занятые предприимчивые дядьки повысовывались из своих окон и заулыбались морозному солнцу. Мне совсем не хотелось уезжать из теплой квартиры Попелюха в серую и холодную неизвестность дороги, но эта неизбежность должна была настигнуть в ближайшие полчаса. Игорь высадил меня на повороте, крепко обнял, что я аж захрустел, прокричал на прощание «See you on the road, man!» и уехал в накатывающийся вечер.
Надпись на покосившемся рядом столбе гласила: «Включите ближний свет фар и пристегнитесь ремнем безопасности». Я посмотрел вниз: ноги окутывала жижа цепкой грязи, а в луже рядом отражался вылезший из-за елок месяц, медленно, но уверенно описывающий пируэт по небу. Температура падала быстрее, чем получалось дышать. В этот раз я собирался идти в бой вместе с картонкой и красным фломастером. Сняв колпачок, я написал большие буквы «КРАС», которые старательно обвел. Потом прикинул, что тяжело будет сделать за ночь 800 километров, перевернул картонку и вывел: «Кемер». Подняв табличку второй стороной, я стал размахивать ею встречным машинам. Первая пронеслась мимо, а вторая остановилась. Из окна медленно высунулась рыжая женщина лет тридцати и пробормотала: «Я просто увидела, что вы размахиваете какой-то табличкой, и решила остановиться. Вы чего хотели?» Мне совсем не желалось рассказывать историю про кругосветку, и, не дождавшись никакого вразумительного ответа с моей стороны, она посадила меня в машину, довезла до поворота на Мошково, сфотографировалась на прощание и выложила фотографию в социальную сеть с хэштегом #100дней100рублей.
Трасса стала покрываться пупырышками мелкой измороси, как девушка после холодного душа. Я поднял плечи, застегнул «молнию» на куртке до упора и выдохнул воздух. Казалось, он был настолько плотный, что падал мне в руку. Температура опустилась градусов до двух, туда же опустился и мой боевой дух. Черное небо пузом чиркало о землю, и заготовленная табличка была различима не больше, чем капли дождя, рассекающие эту реальность. Я стал махать картонкой, рукой, ногой и фонариком, но в этом поле одинокие могучие фуры проносились мимо меня, как в пустыне слоны проносятся мимо новорожденного лемура. «Еще с утра я нежился на двуспальном матрасе посреди теплой комнаты, а сейчас снова стою на обочине дороги, глядя в пустоту. Может, к черту эти игры в супермена с самим собой? Отмоюсь дома у Попелюха и поверну в Москву!» — с такими мыслями побрел я вдоль трассы. Дорогу окаймлял забор, за которым вместо обочины начинались поля, и идти приходилось по внутренней окраине магистрали. Редкие грузовики проносились в паре метров, выплевывая в меня крупинки грязи и ненависти. Спустя минут тридцать забор кончился, но теплее от этого не стало. Я сбросил рюкзак и, чтобы взбодриться, начал бить себя руками по лицу, приговаривая: «Чувак, шутки кончились. Добро пожаловать в Сибирь».
Глава 12. Что творится ночью на сибирской дороге
— Ну и озяб же ты! Давай ботинки снимай и ноги прямо на печку ставь, — буркнул низкий крепкий водитель фуры. Я, стуча зубами и костями, наконец влезал в кабину машины после двух часов на трассе. — Ты хоть головой в следующий раз думай. А то не подберет никто — и капец тебе.
— Ага, — еле выговорил я, так и не объяснив, кто такой и куда еду. Наконец становилось сухо и тепло, а это значило, что жизнь продолжалась. Наша компания снова воссоединилась — дорога, фура, дальнобойщик и я. Мы ехали всегда вперед через темноту. Казалось, всю другую информацию стерли из органов восприятия. Я наизусть знал, через какое расстояние повторяется маячащая белая полоска слева и эпизодические гордые столбы справа. По появившимся на горизонте фарам я мог определить, с какой скоростью движется автомобиль и сколь скоро он пронесется мимо нас по встречной. Мне были известны все повадки дальнобойщика, хоть мы были знакомы две минуты. В моменты забытья и разочарования в предназначении он включал песню Трофимова, напевал «И помчит по ухабам по русским», и на душе становилось теплее, а соленый ком, застывший в горле, падал обратно вниз. Он знал репертуар радио «Шансон» лучше любого ведущего и потому никогда его не включал. Он обходил систему томографа, чтобы цена на груз не стала выше, и подмигивал встречным коллегам, предупреждая об облаве на дороге. Он ненавидел «Платон» и исправно переключал рацию с общедоступного 15-го канала, чтобы поговорить с другом и не засорять эфир. Он был работягой, которому хотелось простого человеческого общения, но внутри его души накопилось слишком много тяжести, которую нельзя было раскрыть ни семье, ни друзьям. Поэтому он выбирал лучшее решение — подсадить такого блудного сына, как я, вылить ему правду, вылизать раны, а потом с легкостью помахать рукой на прощание и отпустить все грехи.
— Ты сам оттуда, с запада будешь? — крякнул водитель, переключая скорость, и фура заревела громче.
— Да, все верно. Путешествую вот.
— Ну-ну, я так и понял. Развлекаться будешь?
