Культура руфтопинга получила серьезное развитие около четырех лет назад. Последнее время китайские власти взялись за охрану объектов, но конкретного закона не написали. Два раза на крышах к нам подходили охранники и спокойным тоном просили побыстрее доделать снимки и спуститься вниз. Казалось, они были напуганы сильнее нашего, не зная, что проявлять — агрессию, покорность, стеснение или уважение. Однако местные поговаривали, что за взлом трех самых высоких зданий в городе могла грозить депортация — мы не проверяли.
Между перебежками по небоскребам мы успевали забежать в магазины и по отработанной схеме взять зеленой китайской лапши. После заката настало главное время для любого фотографа — время режима или golden hour. За удачными снимками мы забрались на крышу у порта с прямым видом на телевизионную башню. Пока я настраивал экспозицию, размышлял, отчего местные жители казались уверенными в себе успешными людьми. Я не мог упустить случай узнать про них побольше.
— Что главное для китайцев? — спросил я Илью, небрежно пнув его свешенную с крыши ногу своей свешенной ногой, когда мы отложили фотоаппараты в сторону.
— Как и для всех людей — то, во что они верят.
— И какая у них вера? — подхватила Наташа, в то время как ветер подкинул рукав ее расстегнутой рубашки и попытался унести вверх.
— У китайцев два бога — юань и доллар. Главное — это толстый кошелек. Больше восьмидесяти процентов жителей этой страны абсолютно не религиозны. Им важно общественное мнение и социальный статус: лучше иметь престижное блестящее авто, но жить в собачьей конуре на окраине. Здесь связи решают все. Если ты выполняешь работу хуже коллеги, но тебя знают лично, выберут тебя. Так что полезнее побольше болтать и подмазываться, нежели молиться.
Вокруг сидели еще несколько русских ребят, переехавших в Шанхай из Владивостока, Москвы и Санкт-Петербурга. Весь день мы гуляли по небоскребам в шортах и кроссовках и только под вечер на футболки накинули свитера — это было прекрасное теплое время. Мы смотрели на фиолетовое небо и вдыхали воздух. Реку, которая протекала прямо под нашими ногами, рассекал длинный корабль, сверкающий яркими огнями. До ушей издалека доносились музыкальные нотки с палубы, где толпа людей танцевала и веселилась. Мы чувствовали себя близкими с ними — им было хорошо там, а нам здесь. Корабль плыл медленно, грациозно покачивая палубой, как толстяк, и я долго следил за его траекторией, пока он не занырнул за изгиб реки.
— Они воспринимают босса как сверхчеловека, — тем временем продолжил Илья. — Этим они похожи на русских. Строят свои потемкинские деревни: полдня на работе сидят в телефоне, но хотят показать начальнику, что работают. Главное для них — продать. А как дальше быть с сервисом или продуктом — неизвестно. Для многих работает девиз «потом решим, по пути разберемся». То, что они действительно умеют, — так это болеть брендом и думать, что их компания самая классная. Иногда это доходит до абсурда: они верят, что их товар должен стоить дорого, а как доказать это потребителю, не знают.
— Тем не менее уровень жизни городских людей растет с каждым днем, — заключил еще один товарищ из нашей компании. — Сейчас в этой стране долларов больше, чем в США.
Между тем деньги меня и Наташу начали интересовать. Нам надоело ходить без юаня в кармане, а первостепенный план заработка игрой на барабане отменялся. Мы стали расспрашивать новых знакомых, какие варианты коротких подработок могут быть у забредших сюда белых людей вроде нас. Я хотел устроиться фотографом в бар или на стройку, но нам предложили другую идею: торговать белым лицом на входе в клуб. Нас устраивал любой вариант, поэтому мы согласились быстрее, чем предложение было озвучено. Порешили на том, что при наличии вариантов завтра с нами свяжутся.
Около полуночи пятеро русских ребят, довольных фотоуловом, раскрыли двери пятизвездочного отеля на набережной, так, как это сделали бы техасские ковбои. Обменявшись улыбками с китаянками на ресепшене, мы плюхнулись в белые кресла и широкие диваны. Отель любезно предоставил нам столы с розами и пароли от вай-фая, а мы в свою очередь принялись тщательно смаковать завершение высотного шанхайского дня. Сегодня я чаще был на вышине, чем на земле, поэтому хотелось почувствовать прочную почву у себя под ногами.
Мы раскрывали друг другу русские души, пока каждый не отрубился на своем диване. Коллективно — нашим мнением и мнением девушек с ресепшена — было решено всем покинуть заведение и отправиться в свою кровать. В нашем случае это означало снова лезть на крышу и расставлять палатку. К двум ночи ноги доволочили наши бренные тела до того самого отеля, где были оставлены рюкзаки в вентиляционной шахте. Мы прошмыгнули мимо стойки регистрации и забежали в лифт. Все кнопки в нем оказались заблокированы замками, а лестница, начиная с шестого этажа, заперта. Вдобавок вокруг образовались десятки камер и навесных замков. Похоже, офисные клерки перекрывали всю верхнюю часть здания, чтобы никто не пробрался на их рабочие места. Попытки нажать на кнопки с помощью ручек, китайских палочек и силы мысли увенчались запалом, а все сонные работники здания развели руками после просьб открыть нам лестницу. Все это усугублялось тем, что телефоны были полностью разряжены. Мы решили плестись по направлению к дому Ильи, а по дороге что-нибудь придумать. Идти нужно было два часа.
Усталые, голодные, с бурлящими животами и опущенными носами, мы плелись по ночным улицам Шанхая. По сторонам вылезли коты и бомжи. По бордюрам был размазан еще неубранный вчерашний мусор, плевки, окурки, очистки от огурцов, кожура от мандаринов. С неба пошел редкий дождь той самой необходимой концентрации, чтобы было не мокро, но неприятно. Было противно — в основном не от окружения, а от самих себя.
— Дима, чем я это все заслужила? — резко выкрикнула Наташа, словно прорвавшаяся плотина. Ничего хорошего это не предвещало: именно так начинаются долгие ссоры. В таких случаях любой названный ответ был бы неправильным, поэтому я просто обнял ее.
— Ладно, скажем так, — напор воды уменьшился. — Знаешь ли ты, почему я плетусь из одних долбеней в другие вместо сна в теплой кровати? Потому что хочу поддержать тебя и твою идею.
— Спасибо! — искренне поблагодарил ее я. Делать этого, очевидно, не стоило.
— Но всему есть предел, и мы перешли через край. Мне все это надоело. — Наташа остановилась, чтобы собраться с мыслями, а я — чтобы с ними разобраться. — Мы обманываем людей. Мы ведем себя не как праведные путешественники, а как какие-то бродяги.
— Иногда такое случается.
— Разве за этим мы учились в университетах? Я поэтому полгода писала диплом в Высшей Школе Экономики? Неужели это похоже на твою и мою реализацию в жизни?
— Нет, но она достигается таким путем.
— Брехня! Таким путем достигается попадание в ад. Это все разлагает нас. Мы скатываемся в низы, и это только начало. Дальше — хуже: мелкий воришка, крупный хулиган, что потом?
— Потом все это закончится.
— Если тебе нужны подобные испытания — можешь продолжать заниматься этим самоопустошением. Я девушка и недостойна этого. Ты должен был позаботиться о том, чтобы я никогда не сталкивалась с подобными ситуациями жизни, а ты заботишься о том, чтобы я каждый день проживала их. Тебе самому не стыдно за себя?
