Парой минут позже я повстречался с темным мужчиной по имени Вахтанг Георгиевич. Он сразу начал с того, что не любит страну, в которой живет.
— Они все о себе мнения высокого, учат весь мир, как жить, а сами, кроме как у себя, не умеют. Была бы работа, я вернулся бы домой, в Грузию. Столько людей постоянно по пять писем в день пишут про коммунальные услуги, а они такие деньги на революции тратят. Все эти дома, машины, океаны — это пустышка, фольга, херня одним словом. Ты молодой пока, гонишься за всем этим. А мне бы умереть на родной земле. Весь блеск — пускай сгинет.
Еще через две улицы встретилась пара программистов из Днепропетровска, лет тридцати.
— Ты здесь всегда мигрант. Работодателю тяжело объяснить, почему надо брать тебя, а не другого. Зарплата у тебя всегда по умолчанию будет ниже, чем у американца. Снять двухбедрумные апартаменты ниже трех штук долларов невозможно. За коммунальные услуги еще полштукаря баксов, на еду, если сильно экономить, уйдет тысяча долларов. Если прибавишь страховки, поймешь, что от нашей зарплаты в восемьдесят тысяч долларов в год, то есть семь тысяч в месяц, ничего не остается.
Как обычно, я ни с кем не согласился и затопал обратно в город, на восток, прочь от заката. Меня провожали аккуратные домики Сан-Франциско, приютившиеся вплотную друг к другу на знаменитых холмах, и крики блудных птиц, вернувшихся из полетов над океаном домой. Я шел вперед, думая о том, что завтра предстоит прожить обычный день, который будет днем моего рождения.
Каждый подобный праздник желание жить выстреливало вверх. Мне хотелось делать обычные действия — есть вкусную пищу, улыбаться красивым людям, переходить дорогу на зеленый свет. Этот не был исключением. Все предыдущие праздники я отмечал в родном городе, и меня всегда напрягало, что кто-то мешает мне быть одному. Поздравления, желания встретиться и просьбы повеселиться — все это имело место быть после, но сам день рождения был прекрасным поводом остаться одному, подраскинуть извилинами, исписать тетрадку, вспоминая все прошедшие за год события. Поэтому с утра я отключил все социальные сети и интернеты, стер свою геопозицию с карты и отправился бегать по самому вдохновляющему из известных городов.
Песню «If you are gooooing to San-Fran-cisco» я адресовывал каждому встречному зданию, бездомному, водителю автобуса, уборщику, пальме, и все они вторили мне, словно Скотту Маккензи: «Be sure to wear some flowers in your hair». Я летел по городу с растопыренными глазами и высунутым наперевес языком, как довольный лабрадор. Встречные люди угощали меня донатсами и обедами, просто потому, что так хотели, хотя даже не знали о том, что сегодня у меня небольшой праздник. Весь день я снимал на камеру, а потом сел на ступеньки на очередном холме с видом на даунтаун. На коленях лежала шоколадка, круассан, дневник. В чашке был заварен бесплатный кофе. Я исписывал тетрадку своими мыслями, и было в этом праздновании что-то простое и до жути прекрасное.
Вечером я решил встретиться с Женей из Полтавы. Вместе мы направились на смотровую моста Золотые Ворота.
Глава 38. Как спасти жизнь человека в свой день рождения
Он подмигивал мне из-за холма. Облитый заревом, вылезал поначалу несмело, а затем обнажился во всей красе. Когда владыка проектировал Землю, лучшую смотровую площадку он задумал сотворить именно здесь — в надежде, что настанет день, человечество раскинет мост с того берега на этот, и он станет самым прекрасным из известных. Конечно, мостом будет необходимо восторгаться, и вот идеальное место для вздохов и охов окажется этим. Ванты на двух опорах, улыбались вечно беззаботному городу и мне. Пространство здесь искажалось, и было сложно разобраться, кто из нас выше — этот красный богатырь или я. Багряный закат заигрывал с мостом, лучами-пальцами перебирая его закаленную сталь, а тот как обычно отнекивался, занятый транспортировкой автомобилей. Но вместе с тем мост Золотые Ворота не оставлял ни одного вопроса, кто заправлял всем в этом городе, кто был вечно трендовым красавцем и моделью пред тысячами объективов, любимчиком романтиков и самоубийц, что по сути одно и то же.
Мы с Женей сели на парапет возле смотровой и зажевали недавно купленный китайский рис. Поначалу мы пытались говорить, но затем как по щелчку замолкли, ибо все сказанное было ничтожно в сравнении с тем, что происходило пред нашими глазами. Вселенная творилась здесь. Мы откинулись и позволили себе растаять в ней.
Через 15 минут с испуганным видом подбежал сгорбленный индиец. «Эй, вы! Там мужик упал в пропасть! Надо что-то делать!» Я заложил двумя палочками очередную порцию риса в рот и неохотно протянул:
— Расслабься, чувак. Прицени закат и попялься на Голден Гейт. Ты просто индиец.
— Парни, скорее, нужна помощь!
— Вечно им что-то мерещится, — переглянулись мы с Женей, но поднялись с парапета.
К обрыву смотровой стали сбегаться люди. Площадка была загорожена заборчиком, за которым начиналась узкая тропа, проходящая у края пропасти. Где-то внизу плашмя развалился увесистый мужчина лет шестидесяти, отчаянно барахтавший руками в надежде начать карабкаться вверх, а не лететь вниз. Под его ногами до обрыва оставалось метров семь, дальше — десять этажей вертикальной скалы и океан. На шее висел фотоаппарат, а чуть выше валялся штатив. Люди тыкали в мужика пальцами, дивясь его неуклюжести.
Скала была отвесной. Спасать мужика побежали двое — канадец и я. Мы перемахнули через забор и стали съезжать по валунам вниз со скалы. Из-под подошвы полетели камни и песок, а кроссовки с шумом стирающейся резины заскользили вниз. Наконец мы уперлись ногами в шершавую породу, остановились и протянули руки мужику. Он жадно схватился за них, как утопающий цепляет ртом воздух, и повис. Минуту назад мы с канадцем были двумя чужими людьми, а сейчас стали напарниками, тянущими тело из бездны. Мы переглянулись и обменялись улыбками.
Мужчине на вид было шестьдесят, и в одном только его животе было столько же килограммов. Он пружинил им от скалы, пытаясь упереться во что-нибудь твердое, но под ногами была только непригодная для этого редкая трава с песком. Болтающийся на шее фотоаппарат «третий марк» признавал ошибку вместе с хозяином и трясся за сохранность карты памяти. «Уан, ту, гоу!» — мы с канадцем рванули мужика наверх, но он не сдвинулся ни на дюйм. Двадцатипятилетний кучерявый парень в велосипедных лосинах сжал губы и вцепился с новой силой в левую руку повисшего. «Давай еще. Готов? Тянем!» Мы дернули во второй раз, но результат оказался еще печальнее — мужик соскочил животом с кочки и пополз вниз. Канадец глянул на меня, отпустил свою руку и тоже полез ниже. Остановившись у пяток мужика, он схватил его за ногу и зад. «Давай так — ты тяни за руку, а я буду толкать здесь!» Я что есть силы сомкнул пальцы. «Ок! Пихай его за талию! Собрались! Иии РВАНУЛИ!» Мы сообщили телу между нами импульс — мой напарник снизу вверх, а я сверху вверх. Тщетно: мужик только заорал, а все наши попытки съела сила трения. Канадец запыхтел, но через две минуты улыбнулся: «Сорри, бро. Ай эм фул». После чего схватил штатив, выкарабкался по торчащим кустам, помахал рукой с вершины и был таков.
