— Не в этом дело: и та, и та слаба. Однако одни люди чаще изменяют телом, а другие — душой. Я не говорю, что чья-то хуже или лучше, но тело мы сбрасываем, а душу — нет.
Пальма на соседнем дворе раскачивала свою пеструю голову, почти заглядывая к нам в бассейн. Максим и я замолчали и закрыли глаза, подслушивая, как плеск воды соединяется с шелестом ветра. Расслабленные, мы бы так и заснули прямо в воде, если бы не резкий шум, донесшийся из соседних кустов. Сквозь зеленую листву показался чей-то сморщенный темный нос, раскачивающийся из стороны в сторону. Чуть позже выбрался и его обладатель, мистер койот. Принюхавшись и осмотревшись, он внезапно дал деру по кафелю у бассейна и, прошмыгнув мимо нас в паре метров, запрыгнул в противоположный куст. Я воспользовался этим отвлекающим маневром и вернул себе атакующую позицию:
— Макс, тогда позволь и мне задать откровенный вопрос. Ты много рассказывал про материальные блага, в которых погряз. А дальше что? К чему стремиться?
— Понятно к чему! К американской мечте. — Макс задумчиво поднял глаза вверх и сделал громкий глоток все того же добротного напитка. — Свой дом. Детишки. Двое. Нет, трое. Куча собак и большой бэкъярд. Жена-красавица и яхта в океане. Океан — это всегда хорошо. Он обнуляет. Когда я вижу все это, — Максим поднял мокрую руку и провел вокруг, — когда я вижу LA, вижу свои перспективы, то понимаю, что нахожусь на верном месте.
Из знакомых кустов показался еще один койот, который пробежал по отработанной траектории. Вообще, в разных районах города мы постоянно встречали оленей, койотов и фазанов, а один раз нам удалось увидеть горного льва.
Макс обожал свой «двухсотпятидесятый» «Форд», который за пять дней, что мы колесили по Лос-Анджелесу, стал нам кроватью, фастфудной и домом на колесах. Мы часто залезали на какую-нибудь гору, чтобы сделать кадр на длиннофокусный объектив, а потом к нам подбегал мужик с лопатой и кричал: «This is private property! You are not allowed here!» И мы катились вниз, пытаясь успеть запрыгнуть в минивэн до того, как будем огреты лопатой, а потом заваливались в очередной «Джек ин а бакс», чтобы посмаковать запах Калифорнии.
Лос-Анджелес напомнил мне Венецию, только стоял не на водных каналах, а на волнах бесконечных асфальтовых фривеев. Мы ныряли из одного хайвея в другой, еле успевая замечать мелькающие таблички «Freeway Entrance» и «Exit». Рядом с нами зачастую ехал белый или черный дядька на «Мазерати», уставившись вперед. Справа от него торчали горы, слева река впадала в океан, а он не утруждался повернуть голову вбок, чтобы оглядеть окрестности своим замыленным взглядом. Скорее всего, это был какой-нибудь технишн, по-русски сантехник, который направлялся к очередному клиенту чинить трубу. Здесь нужны были все профессии, и на новом кабриолете мог ехать хоть уборщик заправки.
Лос-Анджелес — это гигантская агломерация. Это существо без лица. Понятия «центр города» здесь не существует. От одного конца до другого можно ехать четыре часа. Над городом стоит постоянный смог и загазованность. Я запомнил Эл-Эй как бесконечные скопища бичей в даунтауне, килогерцы хип-хопа из каждой подворотни, укомплектованные ряды одноэтажных домов, уходящих за пределы видимости, и культ массмедиа в глазах целеустремленных людей со всего света.
Глава 45. Как попасть в калифорнийскую буффонаду
— А теперь попробуй мой! Смотри, сколько здесь говядины! — восхитился Макс, протянув мне бургер. Мы сидели в местечке In-N-Out, где можно было уцепить лучшего фастфуда во всем Лос-Анджелесе, и уплетали за обе щеки аппетитнейшие котлеты, втиснутые между поджаристыми булочками. Бургер — это предельная трансформация бутерброда, ставшая символом всего американского подхода к трапезе. Америка — великая страна, и величие ее состоит в первую очередь в том, что любой человек независимо от цвета ногтей и узости мировоззрения может приобщиться к специфическому образу жизни и в процессе стать американцем в любом смысле этого понятия. Рецепт приготовления типичного американца до боли банален: в качестве основы берется один европеец или азиат, иногда представитель Африки, Антарктиды, в принципе, аргентинец тоже сойдет; к нему добавляется пол-литра сахаронасыщенного напитка, сверху посыпается обильно посолeнной картошeчкой фри, резанной продолговатыми параллeлeпипeдами; и, наконeц, в цeнтр композиции ставится горяченький, свеженький, набитый листьями салата бургeр. Так вот, вкус последнего был настолько потрясающим, что после того, как с ужином было покончено, было принято единогласное решение повторить заказ. Я встал в конец очереди, растянувшейся до самого выхода: рабочие в касках, женщины в пиджаках, парни в шортах — все хотели посмаковать желанные блюда фастфудной (или стать американцами).
— Ты видишь, сколько стоит Дабл-Дабл? — не желая выходить из очереди, обратился я к Максу.
— Шесть семьдесят! — громко ответила мне девушка спереди, обернувшаяся назад, так и не дав высказаться моему товарищу.
— Санк ю! — медленно выговорил я, делая упор на ничем не исправимый акцент.
— Новенький, что ли? — продолжила тешиться она, не оставляя Максу возможности вставить слово.
Через пятнадцать минут мы уплетали бургеры вместе, сидя на бордюре под широким красным зонтом у входа в здание. Катя, оказавшаяся родом из Магнитогорска, училась в Нью-Йоркской академии киноискусства на факультете режиссуры. Ее короткостриженые волосы аккуратно развевались на ветру, орлиные глаза скользили по окружающим пейзажам, словно в поисках трофея, а цепкий хват за стакан колы выдавал умение обращаться с инструментами. Мы заболтали за жизнь на Урале, а когда бургеры кончились, я встал и протянул ей руку:
— Катя, приятно было познакомиться! Отличной сдачи экзаменов на окраине этого серого Голливуда.
— Спасибо! Вере а ю гоинг райт нау, так сказать?
— Через полтора часа я уезжаю на автобусе в Феникс, Аризона. Билет уже взял. А оттуда продолжу свой путь до восточного побережья.
— А дальше в Европу, где ты хочешь завершить кругосветку? Я так и поняла по странноватой надписи на твоей толстовке. И на все про все у тебя сто дней?
— Да, поэтому мне надо поторопиться. До встречи в Магнитогорсках!
— Знаешь что? Мне кажется, ты — тот, кого я давно ждала. Можно я поеду с тобой прямо сейчас?
От такого резкого поворота остатки бургеров чуть не вернулись обратно.
— Ты под наркотиками, что ли? Куда хочешь поехать? У тебя учеба, Голливуд, съемки и все дела!
— Плевать. Давай отправимся на восток.
— Эй, ты вообще знаешь, как меня зовут?
— Нет. Но я хочу ехать с тобой.
Я переглянулся с Максом, на что тот улыбнулся: «As you wish». Через двадцать минут мы перелезали забор какого-то дома в Западном Голливуде, цепляясь за пальму. Здесь хранились все вещи Кати, но та не хотела показывать хозяйке, что уезжает из города. В темноте мы спустились в подвал, где стащили все необходимое, и по пальме поднялись обратно.
— Только сразу говорю, мне надо двигаться очень быстро. Я и так просидел в Калифорнии девятнадцать дней, поэтому сейчас мне хочется махнуть через весь этот Дикий Запад, минуя Аризону, Нью-Мексико и Техас, в Луизиану и дальше во Флориду. На все это дело у меня есть десять дней. Можешь сойти на любом участке пути. По рукам?
