13 августа 1917
Байгора. Пасмурно. Прошли ливневые дожди. Сильный ветер с юга. Почти не выходили, много читали и музицировали. Натали хочет, чтобы мы разучили Седьмую сонату Бетховена. Я обещал выкроить время и приступить к репетициям. Хорошо бы нам успеть подготовиться, чтобы исполнить ее дуэтом на Новый год.
(Крупный, четкий и ровный почерк Адички сменяется другим, мелким и неразборчивым; такой называют «как курица лапой». Это почерк Наталии. С некоторым трудом можно прочесть: «На этом заканчиваются записи, сделанные рукой Адички в «Книге судеб».)
Толпа тысячи в полторы человек собралась перед господским домом. В эти же минуты у заднего крыльца Адичка заклинал Наталию немедленно ехать к Козетте и Николаю Ловским. Кучер по собственному почину уже запряг коляску, чтобы отвезти барыню. Паша, дворецкий и горничные уговаривали ее поспешить. А солдаты — их было человек десять, это они подняли всех на ноги час назад — все повторяли: «Бегите отсюда, бегите!» Они больше всех поддались панике. «Вы здесь для того, чтобы охранять нас, и у вас есть оружие. Выполняйте свой долг, ведите себя как мужчины, — холодно бросил им Адичка. И обратился к Наталии, которая отказывалась садиться в коляску: — We are wasting time. Please, go, it will be much easier for me»
[1].
Английская речь немедленно возымела действие: каковы бы ни были чувства Наталии, она обязана повиноваться мужу. Последний взгляд, очень долгий, жалкая, вымученная улыбка — и она села в коляску.
Но было уже поздно.
Часть толпы обогнула дом, и, увидев господскую упряжку, крестьяне загородили дорогу. Кучер заколебался: с помощью кнута он еще мог расчистить себе путь. «Вези княгиню к Ловским!» — крикнул ему Адичка. Но Наталия решила иначе. Так же проворно, как забралась в коляску, она соскочила на землю. Улыбка ее была почти веселой. «Будем воевать вместе», — шепнула она и вложила руку в его ладонь. Было ли тому причиной ее мужество? А может, страх, который испытывали не только солдаты, но и Паша и дворецкий? Или паническое бегство горничных, скрывшихся в кухне? К Адичке вернулось присутствие духа, изменившее ему несколько мгновений назад, когда он думал только об одном: чтобы уехала Наталия. «Будем воевать вместе», — повторил он. Держась за руки, Адичка и Наталия шагнули к толпе; в эту минуту могло показаться, будто они вышли навстречу гостям.
Во всех окрестных деревнях били в набат.
Выдержка из протокола Сорокинского волостного суда
Князь Белгородский, желая закрыть крестьянам, отравлявшим его луга, доступ в поместье через мост, соединявший его восточные границы с соседними деревнями, распорядился снести этот мост. Решение князя вызвало сильнейшее недовольство крестьян, которые на деревенской сходке постановили воспрепятствовать его исполнению и отправились к князю с требованием отмены решения. Поручик патрульной роты Жержев и Константин, уполномоченный продовольственного комитета, назначенные уездными властями для обеспечения безопасности князя, присутствовали на этой сходке. Они призывали крестьян не прибегать к насилию, но те остались при своем мнении. Толпа была враждебно настроена не только по отношению к князю, но и в равной мере к поручику Жержеву, которому ставили в вину служение интересам помещиков и старому режиму. Оказавшись лицом к лицу с разъяренной толпой, вооруженной вилами и кольями, Жержев и Константин вскочили в двуколку, чтобы скорее предупредить князя о грозящей ему опасности. Толпа гналась за ними по пятам; чтобы уйти от преследования, Жержеву и Константину пришлось бросить двуколку и добираться до Байгоры вплавь через реку. Жержев дважды стрелял в воздух, чтобы позвать на помощь охранявших поместье солдат. Константин первым добежал до дома и посоветовал князю немедленно уехать. Тот отказался, пребывая в уверенности, что сможет договориться с крестьянами. Когда толпа ворвалась в поместье, он вышел навстречу вместе с княгиней, которая тоже отказалась покинуть дом. В отличие от предыдущих инцидентов, на этот раз князю не дали возможности объясниться. Ему пеняли на то, что он хочет снести мост, что не отдал всю свою землю и оставил для своего скота лучшие пастбища. Старожилы припоминали ему также всевозможные злодеяния, якобы совершенные его отцом и дедом. Крестьянки набросились на княгиню, за то что она ради своего розария лишила их дороги. Княгиню их нападки не испугали, и тогда ей накинули на шею веревку. Крестьяне, однако, велели женщинам веревку снять, что те и сделали.
Поставленный в известность о тревожных событиях в Байгоре, уездный комиссар собрал на заседание представителей комиссариата, совета рабочих и солдатских депутатов, а также начальника уездной милиции. Было решено послать на помощь поручику Жержеву отряд из двенадцати человек.
Наталия и Адичка не смогли бы сказать, как долго они выдерживали натиск крестьян. Толпа была взбудоражена, их то подталкивали вплотную друг к другу, то оттесняли. Врозь они чувствовали себя уязвимее и немало усилий прилагали, чтобы не потерять друг друга из виду.
Когда шею Наталии вдруг захлестнула петля, она не испугалась — скорее удивилась. Ни на мгновение ей не пришло в голову, что крестьянки собираются ее повесить. Она вообще не понимала, за что они на нее так взъелись. «Подумаешь, розарий, ну и что такого!» — несколько раз повторила им Наталия. Она скользила надменным взглядом по окружавшим ее людям, даже не пытаясь скрыть своего презрения. Никого она не узнавала, ни одного лица. В какой-то момент она попыталась потолковать с женщинами. Из каких они деревень? Чьи матери, чьи жены? Кто из них работал прежде в Байгоре? В ответ раздавалась брань, и Наталия, искренне возмущенная подобным непочтением, предпочла замолчать. Столько презрения было в ее молчании, что недовольство женщин быстро переросло в лютую злобу.
Потом, спустя годы, Наталия признала, что была в этих ошибках доля и ее вины. Ей, хозяйке Байгоры, следовало попытаться узнать и понять людей, живших на ее земле. Ведь Ольга не раз ей об этом толковала. Как это делали прежде золовка и Мария, Наталия должна была заниматься больницей, учить детей, помогать самым обездоленным. Но она не думала ни о чем, полагаясь на Адичку. И всю жизнь ей не давал покоя один мучительный вопрос: будь она не столь равнодушна, изменило бы это хоть что-нибудь, предотвратило бы трагический конец ее мужа? Конец, о котором она, даже под натиском озверелой толпы, с петлей на шее, не могла и помыслить.
Крестьяне же сразу смекнули, чем могло это закончиться. С поразительным единодушием они накинулись на женщин, и петлю немедленно сняли. Адичка, воспользовавшись минутой, пока они отвлеклись, протиснулся поближе к Наталии. Он тоже увидел веревку. Страх за жену заставил его энергично и властно растолкать людей. «Будем держаться вместе», — сказал он, крепко ухватив ее за руку. Но толпа уже напирала вновь.
В отличие от жены, Адичка знал многих. Заодно с крестьянами из дальних деревень было немало его работников. С ними-то он и пытался договориться. Называл каждого по имени. Вспоминал, называя точную дату, кто в какой семье умер, у кого случилось прибавление. Но на сей раз его замечательная память не помогла. Его крестьяне и батраки, казалось, оглохли. Они держались с вялым равнодушием, в котором не было ненависти, и Адичка упрямо бился в эту стену, ибо верил, что здравый смысл в конце концов одержит верх.
