Тяжелые пряди волос сыпались на паркет, на стоявшие поблизости кресла. Одна завершила свой полет в камине, еще одна — на пороге. Наталия, трепещущая и напряженная, как струна, застыла посреди гостиной с портновскими ножницами в руке. Причитания Ксении и Екатерины, ее будущих невесток, позабавили ее ненадолго, но скоро надоели.
— Да замолчите же! — прикрикнула она на них. — Точно стая диких гусей!
Кроткая Ксения послушалась ее сразу. Она пыталась собрать рассыпанные пряди, не зная, куда их девать. Ксения была беременна на восьмом месяце, она с трудом нагибалась и быстро выбилась из сил. Смелость Наталии ошеломила ее. Эта нелепая выходка была выше ее понимания. Она даже не смогла бы сказать, была ли Наталия сердита, и если да, то почему; было ли ее решение остричь волосы заранее обдуманным или пришло внезапно.
Иное дело Екатерина. Она находила, что эта сцена театральна, устроена напоказ и отдает дурным вкусом. Наталия своим поступком нарушила приличия, отринула правила хорошего тона, с которыми обязаны считаться молодые девушки. Слыханное ли дело — взять и остричься! Как это грубо, как вызывающе! Наталия словно бы нанесла оскорбление лично ей, Екатерине, и через нее — вообще всему женскому полу. Ее негодование выдавало множество красных пятен, рдевших уже не только на лице, но и на шее и плечах. Это было ее кошмаром: чуть что — красные пятна. Она была уверена, что все смеются за ее спиной. А Ольга — та однажды заявила ей прямо в глаза: «Дорогая, ты, конечно, можешь похвастать самой тонкой талией и самыми красивыми зелеными глазами во всем Петрограде, но и по части нервов тебе равных нет. Попудрись и не заставляй нас лицезреть твои растрепанные чувства». Тогда не прошло и месяца с ее свадьбы с Игорем Белгородским. Два года минуло с тех пор, но Екатерина по-прежнему чувствовала себя чужой в семье мужа.
— Зачем ты это сделала, Наташа? — вопрошала Ксения тонким, жалобным голоском: это была ее обычная манера разговаривать.
— Натали.
— Натали! Наташа! Ты ведешь себя глупо, дорогая! — горячилась Екатерина.
Две молодые женщины стояли возле Наталии, которая подошла к камину и, глядя в венецианское зеркало, пыталась причесать короткие пряди. Ее азарт прошел. Она с тревогой всматривалась в свое новое лицо, не узнавая его. Лицо стало шире и в то же время как-то тоньше и было ни на что и ни на кого не похоже. Разве что, пожалуй, на ее четырехлетнего братишку.
— Ну и чего ты добилась? Волосы — это же лучшее, что у тебя было! — фыркнула Екатерина.
— Все тебе завидовали, — добавила Ксения.
— Вот еще, в ней ничего нет такого, чтобы я ей завидовала! Ничего!
Побледневшие было красные пятна зардели ярче прежнего.
Суматоха, поднятая молодыми женщинами, почему-то успокоила Наталию. Не обращая внимания на их стрекотню, она зачесала остриженные волосы назад и забавлялась перед зеркалом, изображая из себя мальчишку.
— Браво, дорогая, браво!
В ярком свете проема застекленной двери показался силуэт Ольги. Входя в комнату, она подобрала на пороге прядь волос. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло.
Ольга, миловидная двадцатишестилетняя женщина, была натурой властной, что неудивительно: ведь она росла в Байгоре с тремя братьями. Их вместе воспитывали, и Ольга не отставала от мальчиков ни в науках, ни в искусстве, ни в спорте. «Я научилась ездить верхом, когда мне было два года. А через пять лет уже вовсю охотилась с собаками», — любила она вспоминать.
Несколько лет назад Ольга уехала в Петроград на медицинские курсы, познакомилась там с графом Леонидом Воронским и вышла за него замуж. У них родилось четверо детей. Но когда началась война с Германией, Ольга опять стала работать медицинской сестрой. В настоящее время она мастерски управлялась в двух больницах — сорокинской и деревенской, построенной их семьей в окрестностях Байгоры.
— Эти волосы, которые ты так безжалостно остригла, были твоим главным козырем, моя дорогая.
— Вот именно!
— И ты доказала, что можешь без него обойтись! Нам следует поучиться у тебя независимости!
Ольгина ироничная манера изъясняться была свойственна всем Белгородским. У них это было фамильной чертой — иронизировать над всеми и вся. Что-то вроде защиты от жизненных трудностей: не относиться к себе чересчур серьезно и ни в коем случае себя не жалеть.
Наталии хотелось ответить колкостью, так сказать, скрестить клинки с будущей золовкой. Она даже кусала губы от досады. Вот бы дать ей отпор, заставить опустить глаза, хоть немного сбить с нее спесь! Уже совсем скоро Наталия будет считаться ровней Ольге. Но пока она всего лишь младшая.
— Ничего, волосы быстро отрастут, — вступилась Ксения.
— Может быть, и быстро, но к свадьбе не успеют.
Ольга подошла к Наталии и окинула ее критическим взглядом. Ей было не до обсуждения девичьих причуд — она решала, что делать.
— У нас здесь есть прелестный чепец из старинных кружев. Пришьем к нему фату — вот и все. Под венцом будет выглядеть прекрасно, никто не придерется. Тебе очень пойдет, детка. Очень современно и очень по-французски!
Стук копыт донесся до гостиной, сперва далекий, потом все ближе, отчетливее. Вскоре зашуршал песок под копытами, послышался веселый смех Адички и его младшего брата Миши. Подоспевшие слуги подхватили под уздцы лошадей.
Радуясь случаю улизнуть от Ольгиных шпилек, Наталия выбежала на крыльцо.
Удивленные возгласы встретили ее появление. Братья смотрели на девушку с безжалостно остриженными волосами, не понимая — то ли это шутка, новая игра, то ли что-то стряслось. Наталия кружилась на месте и встряхивала головой, притворяясь, что ей все нипочем, хотя на самом деле это было далеко не так.
— Зачем вы это сделали, Натали? — дивился Миша. — С длинными волосами вы были такая хорошенькая!
Испугавшись, что и Адичка вслед за братом станет упрекать ее, Наталия поспешно отпарировала:
— Если хорошенькая женщина не боится изуродовать себя, значит, она красива!
На ее счастье, к ним уже семенила, выставив вперед свой круглый живот, Ксения. «Миша, Миша, Миша!» — звала она. Миша раскинул руки, обнял ее и приподнял.
— Женушка моя, тяжеленькая моя, сладкая моя женушка!
Ксения все еще держала в руке прядь волос. Он взял у нее эту прядь и восхищенно присвистнул. Потом спрятал ее во внутренний карман куртки.
— Я положу ее в мой медальон. — Испугавшись, что брату это не понравится, он добавил: — Это будет мой талисман, когда я вернусь на фронт. Ты только не ревнуй!
— Я вовсе не ревную. Я сделаю то же самое. Вы не против, Натали? Вы согласны оберегать нас?
У девушки пропало желание рисоваться и бравировать. Она смотрела на братьев, ожидавших ее ответа. Как они были похожи в эту минуту! Только Миша блондин, а Адичка брюнет. Но одни и те же голубые, красивого разреза глаза, одна и та же выправка. Наталия улыбнулась им в ответ:
