Я капризно – как и полагается девушке, которую привезли развлекать, – проныла:
– Теннис? Скучища.
– Но ведь это финал! Как ты не понимаешь? Будут королева, министры! – обиделся Джайлс.
Все как всегда. Элитарный отдых в обществе элитарных бизнесменов. С языка просилось: «А спать мне с тобой придется?»
Но я промолчала.
Джайлс ответил на мой вопрос в тот же день, за ужином.
Когда принесли десерт, Джайлс полез в карман пиджака.
– Только не сигару, умоляю! – воскликнула я.
Он вытянул коричневую «Гавану» и желтую коробочку. Перекинул ее через стол:
– Открой!
На черном бархате мне улыбался бриллиант. В оправе из белого золота. Я подняла глаза. Джайлс раскуривал вонючую сигару. Он выдохнул дым и вкрадчиво спросил:
– Ты ведь выйдешь за меня замуж?
* * *
Выходные летели в легком лондонском тумане. Я улыбалась Джайлсу, внимала его планам:
– Жить будем на два дома. В Нью-Йорке и в Москве. Только не в твоей халупке, ладно? Купим коттедж. Твою фирму придется расширить – с таким штатом ты с потоком не справишься. Будешь отправлять в Штаты по пятьдесят человек в месяц.
Вау! Вот это размах! Деньжищ будет – туча!
Джайлс продолжал:
– Впрочем, если не хочешь – не работай. Я подготовил брачный контракт. Тебе полагается сто тысяч в год – на личные расходы. Надеюсь, этого хватит…
Фантастика! А еще говорят, что американцы – жлобы!
Но я привыкла играть. И ни на что сразу не соглашаться. Ласково потрепала Джайлса по имплантированным волосенкам. Провела пальцем по его крашеным бровям:
– Милый! Я пока ничего не обещала…
* * *
В Уимблдон мы ехали в лимузине. Розовом – а-ля Пугачева. Цвет машины совершенно не подходил к моему зеленому платью. Джайлс ворковал под сонный шорох кондиционера:
– Настьенька? Ну, что ты решила?
Лимузин с кондиционером мне нравился. Покорные нотки в голосе Джайлса – тоже. А вот сам он – не очень. В окна машины билось июньское солнце и безжалостно освещало морщины на лице моего жениха. А пальцы, которыми он шелестел по моей руке, были жесткими, как наждачка.
Я улыбнулась, вдохнула побольше освеженного воздуха. Спросила, стараясь, чтобы получилось капризно:
– Зачем ты меня сюда везешь? Охота была печься на трибуне…
Джайлс важно ответил:
– У нас билеты в королевскую ложу. Там зонтики от солнца.
– Ну тогда ладно, – смилостивилась я. – Кстати, кто сегодня играет?
Джайлс нажал кнопку связи с водителем. Стекло опустилось, шофер протянул программку. Джайлс нацепил очки:
– Так, финал… Агасси против Бодрова.
– Агасси знаю. А этот, второй, наш, что ли?
– Ваш. Из России. – В голосе Джайлса затрепетало уважение. – Открытие сезона. Это его первый турнир.
Агасси я видела и знала, что обыграть его может только Сампрас. Ну или, может быть, Кафельников. Честно говоря, мне совсем не улыбалось наблюдать, как соотечественник Джайлса размажет по корту какого-то нашего Бодрова, которому случайно удалось добраться до финала.
Мы вошли на стадион.
Молодежь разместилась на трибунах. В преддверии игры тянула пивко и кадрилась. Мы прошествовали в ложу. По соседству восседали солидные дядечки в компании молодых девиц. Здесь было чинно и скучно.
На трибунах отчаянно заорали: на корт выходил Агасси. Я вскочила, присоединилась к хору молодых голосов… Джентльмены из соседних лож – они остались сидеть – с осуждением уставились на меня. Джайлс, кажется, был скандализован:
– Настя, пожалуйста, сядь…
Ну и нравы в этих королевских ложах.
Я оскорбленно села на место.
С трибун опять заорали – на сей раз потише. На корт выходил противник Агасси. Я отвернулась от Джайлса.
А тот продолжал тянуть свое:
– Настя, так вы принимаете мое предложение?
Открытие сезона. Россиянин Бодров в этот момент повернулся в сторону королевской ложи.
Я, наверно, смотрелась лягушкой – в зеленом платье, глаза вытаращены, рот открыт…
А Владик Бодров, мой знакомый по московскому теннисному клубу, слегка поклонился в нашу сторону и послал воздушный поцелуй. Английская королева – ее ложа была рядом с нашей – наверняка подумала, что поцелуй адресован ей.
Но я-то знала, что «студент-программист» и «тренер», российская теннисная надежда Владик Бодров шлет его мне.
Я скрестила пальцы на удачу, вскочила и отчаянно, на весь Уимблдон, прокричала:
– Давай, Владик! Я с тобой!
Форель
Наташа не ответила на его поцелуй. Она крепко спала и улыбалась во сне. Андрей осторожно выбрался из-под одеяла. Ему не хотелось ее будить. Наташа пошевелилась, устраиваясь поуютней. Она выглядела юной, беззащитной и безмятежной.
Только Наташа имела смелость спать, когда он вставал на работу. Другие – прошлые – женщины поднимались обыкновенно за час до него. Накладывали макияж, одевались в кокетливые фартучки и подавали идеальный завтрак. Они им подчеркнуто дорожили. А Наташа в семь утра сладко спала. Андрей еще раз поцеловал ее. Наташа, не открывая глаз, обняла его и прошептала:
– Давай спать дальше?
…Если бы он мог! Андрей подоткнул одеяло, в последний раз взглянул на нее и прошел на кухню.
На кухонном столе стоял стакан апельсинового сока. И булочка с маком, накрытая пластмассовой крышкой. Пластмасса запотела: булочку принесли ночью, еще горячей. А кухарка с горничной приходят к десяти… Андрей залпом выпил свежевыжатый сок. Булочка – все еще теплая – показалась удивительно вкусной. Наташа была совершенно непредсказуемой…
Андрей спускался по лестнице почти бегом: «Как мальчишка, ей-богу». Он приветливо поздоровался с Мареком, который уже стоял у подъезда с зонтом в руках. Марек вяло ответил на его улыбку, уселся в водительское кресло и завел мотор.
– Чего киснешь? – Андрею хотелось петь.
– Дронкин ночью вылетел в Сочи, – деревянно отрапортовал Марек.
* * *
Дронкин был одноклассником Андрея. Соседом по парте, лучшим другом и главным соперником.
Потом они поступили в один институт. И снова сидели рядом на лекциях и семинарах. Снова доказывали друг другу, кто из них лучший.
Они соперничали на дискотеках, обхаживая одних и тех же красавиц. Соревновались на занятиях – когда каждый старался, чтобы его доклад признали самым талантливым. На теннисном корте. И на турнирах по шахматам. И на экзаменах…
