Годовщина свадьбы в 1846 году ознаменовалась другим памятным подарком – парюрой из диадемы, серег и броши. Между фарфоровыми цветами флер-д-оранжа виднеются зеленые эмалевые апельсины, намекающие на королевских детей. Виктория надевала подарок на каждую годовщину свадьбы вплоть до смерти Альберта. Памятная диадема видна на фото 1851 года, ради которого Виктория и Альберт вновь облачились в подвенечный наряд. На момент их венчания фотография еще не получила распространения, так что пришлось ограничиться свадебными портретами кисти Винтерхальтера. Но с их пристрастием к новейшим технологиям супруги не упустили шанса обзавестись свадебными фотографиями, хотя бы и 10 лет спустя. Пусть будет «как у всех».
Пожалуй, самый трогательный дар любви – это браслет с медальонами-сердечками, подаренный Виктории после рождения дочери в 1840 году. Педантичный Альберт не забывал добавлять на браслет по новому медальону после каждых родов: розовый медальон – Вики, бирюзовый – Берти, красный – Алиса, темно-синий – Альфред, белый – Елена, темно-зеленый – Луиза, синий – Артур, бежевый – Леопольд, светло-зеленый – Беатриса. К девятому ребенку супруги почти исчерпали цветовую гамму.
Милые сердцу, очень личные подарки, чья ценность заключалась в связанных с ними воспоминаниях, дополняли произведения искусства, которые были выставлены на всеобщее обозрение в залах Осборна и Балморала.
Виктория и Альберт были страстными коллекционерами живописи. Как и подобает монарху, Виктория покровительствовала отечественным художникам, хотя ей трудно было устоять перед угодливой кистью Винтерхальтера, наделявшего ангельскими чертами ее угловатых отпрысков. Ценительницы возвышенного из Виктории так и не получилось. На нее нагоняли зевоту пейзажи Уильяма Тернера, зато она приходила в восторг от того, как умилительно Эдвин Ландсир рисует терьеров.
В 1841 году Виктория заказала любимому художнику портрет Вики рядом с Эос. Портрет двух его любимиц, дочери и борзой, предназначался в подарок Альберту, но Ландсир за другими делами позабыл про заказ. Накануне дня рождения мужа Виктория вспомнила про подарок. В два часа ночи на квартиру художника нагрянул королевский лакей и, увидев, что ничего не готово, усадил забывчивого творца за холст. К шести утра картина была закончена и, завернутая в скатерть, доставлена в Виндзор. Виктория умела добиваться желаемого.
Среди живописных полотен и скульптур, собранных в Осборн-Хаусе, часто встречается обнаженная натура. Удивляться тут нечему: вопреки расхожему мнению, викторианцы не драпировали ножки роялей, да и голыми женскими ногами их было не запугать. Допускалось изображение наготы в сюжетах мифологических, фантастических и экзотических. Скудно одетые нимфы и одалиски не смущали взор публики, хотя мало кто решился бы изобразить голую швею.
В 1851 года Виктория приобрела для супруга бронзовую статую Джона Белла «Андромеда», показанную на Всемирной выставке. Поза Андромеды поражает неприкрытым эротизмом: руки связаны за спиной, правая нога согнута в колене, голова склонена набок, словно мифическая дева с интересом рассматривает свою грудь. Виктория не только установила скульптуру на видном месте в саду Осборна, но часто делала с нее наброски. Компанию Андромеде составил мраморный «Нарцисс» Уильяма Тида. В оригинале юноша обнажен полностью, но ради королевы скульптор прикрыл нескромное место фиговым листом, дабы не смущать посетителей Осборна. На день рождения Альберта в 1857 году Виктория заказала Пьеру-Эмилю Жаннесту серебряную статуэтку леди Годивы, чья нагота едва прикрыта длинными локонами. Даже располневшая от бесконечных родов, Виктория не утратила восхищения женской красотой и охотно дарила мужу серебряных красавиц. Соперниц из плоти и крови у нее все равно не было.
Настоящей жемчужиной Осборна считается Венера Анадиомена, найденная во время раскопок в римских банях Агриппы. Драгоценную скульптуру привез в Англию Ричард Гренвилл, герцог Букингемский, и разместил в музыкальном зале своего имения Стоу. Погостив в Стоу в 1845 году, королева положила глаз на статую и терпеливо дожидалась, когда же кутила-герцог разорится, а его коллекция пойдет с молотка. Произошло это три года спустя, и королева тут же перекупила Венеру за весьма скромные 156 гиней. Венера была выставлена в парадном коридоре Осборна и вызывала немало завистливых вздохов.
Из живописных полотен Осборна особый интерес вызывает «Омфала и Геракл» Йозефа фон Генбауэра. По легенде, Геракл был продан в рабство лидийской царице Омфале и вместо того, чтобы совершать подвиги, вынужден был сидеть за прялкой вместе с ее рабынями. В свободное от работы время он делал царице детей. Альберт приобрел картину фон Генбауэра в 1844 году и распорядился повесить ее напротив своей ванны – то ли из самоиронии, то ли потому, что мускулистый Геракл, даже будучи рабом, властно обнимает Омфалу и держит прялку, точно меч. В любом положении можно найти свои преимущества.
Для частной гостиной, которую она делила с Альбертом, Виктория заказала своему любимцу Винтерхалтеру полотно «Флоринда». В основу картины легла легенда об испанском короле, который подглядывал за полуобнаженными фрейлинами, пока не выбрал прекраснейшую деву по имени Флоринда. Однако отец Флоринды так рассердился на вуайериста, что призвал в Испанию мавров. И романтичный сюжет, и его художественная подача отлично вписывались в эстетику королевы Виктории, любившей растрепанные кудри и лилейные груди. А несколькими годами спустя Винтерхалтер использовал ту же самую композицию для группового портрета французской императрицы Евгении с ее фрейлинами. Разумеется, на портрете дамы были пристойно одеты. Неизвестно, видела ли Евгения прообраз своего портрета во время визита в Осборн, а если да, то какова была ее реакция.
* * *
Живописью Виктория интересовалось больше, чем литературой. Иногда фрейлины читали ей вслух, но на вдумчивое чтение у нее было мало времени. Под конец дня в глазах рябило от цифр и имен – нелегок хлеб монарха. А принц-консорт допоздна засиживался в кабинете, читал письма и строчил меморандумы один за другим. Лондонцы шутили, что в любое время ночи в Букингемском дворце горит одинокий огонек и это, конечно, трудится на благо нации Альберт. До беллетристики ли тут?
Однако долг монарха – поддерживать отечественную литературу, в особенности поэзию. Еще Яков I в XVII веке создал почетный титул поэта-лауреата, которому долженствовало воспевать события общественного значения, от побед на поле брани до крестин в королевской семье. В начале XIX века этот титул вызывал кривые ухмылки. Мало кто из великих поэтов отдал бы свою музу в услужение тому же Принни или Билли-морячку. Но Виктория вернула этой должности былой престиж, назначив лауреатом талантливого Уильяма Вордсворта. Впрочем, поэт-романтик сразу же дал понять, что не собирается размениваться по мелочам и писать элегии по любому поводу. С вдохновением не шутят.
Следующий лауреат, Альфред Теннисон, оказался более сговорчив. Его стихотворение In memoriam в память о погибшем друге стало викторианским бестселлером. В 1850 году оно было напечатано тиражом в 60 тысяч экземпляров, и несколько аккуратных томиков оказались в королевской библиотеке. Виктория и Альберт были истовыми поклонниками Теннисона: писали ему хвалебные письма, выпрашивали автографы, а когда поэт поселился на острове Уайт, принц-консорт нанес ему неожиданный визит. Поговорив с Альбертом, поэт записал: «Очень добр, но уж очень немец».
