* * *
Выезжать на каникулы Виктория начала быстрее, чем принимать гостей. В 1865 году она посетила Кобург – точнее, совершила туда паломничество, ведь все, что напоминало об Альберте, приводило ее в священный трепет. Но с тех пор европейские каникулы стали неотъемлимой частью ее календаря. В 1868 году она решила спрятаться от зловония лондонского лета в прохладной и уютной Швейцарии. К поездке Виктория подошла обстоятельно. За год до путешествия сэр Говард Элфинстон произвел рекогносцировку местности и порекомендовал ее величеству снять виллу Уоллес близ Люцерна. Отсюда открывался чудесный вид на горные вершины, а воздух был кристально чистым и свежим – все, как она любила.
Виктория рассчитывала на тихие семейные каникулы. Никаких оркестров, помпезных парадов, встреч с должностными лицами. Должна же она отдохнуть по-человечески! Вместе с королевой в путь тронулся ее ближний круг: Артур, Луиза, Леопольд и Беатриса, небольшая свита придворных, слуги, включая горничных, камердинеров и поваров, и, конечно, королевские лошади. Без любимого пони Султана каникулы были ей не в радость. Помимо обычного багажа Виктория захватила свою кровать. Мало ли какое ложе ждет ее на новом месте? Вдруг оно жесткое, скрипит и кишит клопами?
Чтобы избежать шумихи, королева путешествовала под титулом «графиня Кентская». Но ни о каком инкогнито не могло быть и речи, ведь рядом с ее величеством неизменно маячил рослый шотландец в килте. Слухи неслись впереди королевского поезда: якобы английская королева втайне обвенчалась со своим слугой, а в Швейцарию едет не просто так, а чтобы родить от него дитя на фоне живописных альпийских лугов. Когда сплетни пересказали Виктории, она только посмеялась. Приятно, когда тебя считают способной на такие подвиги в сорок девять лет! Значит, она хорошо сохранилась.
Чуть меньше ее позабавили россказни о том, что в Швейцарии на нее откроют охоту ирландские бунтовщики. Во французских газетах писали, будто Люцерн наводнили фении и один из них даже ворвался в покои ее величества. Только рядом с Брауном Виктория чувствовала себя в безопасности. Если понадобится, он без труда одолеет любого фения.
Швейцарские власти сбились с ног, чтобы предвосхитить малейшее желание «графини Кентской». Прокатившись на пароходе по озеру Люцерн и отведав местной кухни, Виктория поднялась на гору Пилатус. По легенде, на склоне горы покончил с собой Понтий Пилат и его беспокойный дух завывает в унисон с ветром. Так это или нет, но за те четыре часа, которые заняло восхождение на вершину, Виктория не заметила ничего сверхъестественного – только прекрасные пейзажи. Всю дорогу королева ехала на пони, но принц Артур и Джон Браун проявили себя отличными скалолазами, заслужив уважение туземцев. Затем туристы посетили часовню Вильгельма Телля на берегах озера Люцерн. Легенда о том, как меткий Вильгельм Телль попал прямо в яблочко, всегда нравилась королеве. Виктория не сомневалась в ее подлинности и пылко спорила со скептиками.
Близким казалось, что месяц в Швейцарии сотворил настоящее чудо: глаза ее величества вновь лучились весельем, мелкие зубы сверкали, когда она сотрясалась от хохота. Но чем ближе к Англии, тем серьезнее и строже становилась Виктория. Возвращаясь восвояси через Париж, она сделала все, чтобы избежать встречи с императрицей Евгенией. Королева прогулялась по парку дворца Сен-Клу, в сам дворец обошла стороной. Боялась, что нахлынут воспоминания о том, как тринадцать лет назад она гостила здесь с милым Альбертом. Зачем ворошить прошлое? Императрица Евгения всерьез обиделась на подругу – как же так, гуляла рядом и даже в гости не зашла! Когда Виктория ехала в Швейцарию, императрица оказала ей радушный прием, и в ответ рассчитывала хотя бы на чашечку чая в английском посольстве. Инкогнито или нет, но старые друзья так не поступают. Однако вдовий чепец действовал на Викторию, как шоры на коня, – она замыкалась в своем горе, ничего вокруг не замечая или не желая замечать.
* * *
В конце 1870-х королева подыскивала новые, еще неизведанные места для весенних каникул. Швейцария ей надоела, а отношения с Германией, где вершил дела Бисмарк, окончательно разладились – Виктория решила, что туда она больше ни ногой. Дизраэли порекомендовал Италию. Несмотря на бурные события в недавнем прошлом, страсти уже улеглись, и, по мнению премьера, Италия стала самой безопасной страной Европы.
У Виктории на сей счет имелись сомнения. Не далее как в ноябре 1878 года Джованни Пассаннанте, повар и по совместительству анархист, совершил покушение на короля Умберто I. Как тут не волноваться, когда по Италии рыщут полоумные повара с тесаками? Но королева была не робкого десятка и решила рискнуть.
Путешествие было омрачено вестями из Берлина, где скончался малыш Валди, любимчик мамы и бабушки. Но Виктория не стала отменять тщательно распланированную поездку, а что до траура, то его она в любом случае не снимала. 1 апреля 1879 года она добралась до виллы Клара в Бавено, предместьях Пьемонта. «В полдень мы с Беатрисой и Джейн Черчилль прокатились до Гравеллоны и обратно, – записала в дневнике королева. – Туман низко стелился над холмами, но можно было разглядеть, что на них лежал снег. Дети на дорогах узнавали меня и кричали “La Regina d’Inghilterra”. Еще там были совершенно ужасные, зверского вида свиньи, тощие, как борзые, и с длинными ногами. Позади нашей кареты ехали два карабинера, а пешие солдаты патрулировали дороги»
[244].
Последовавший визит в Милан, по словам Генри Понсонби, оказался неудачным. На вокзале королеву встречала огромная толпа, что совершенно не входило в планы Виктории – она настаивала на полном инкогнито и не собиралась развлекать зевак. От экскурсии по Миланскому собору пришлось отказаться. На ступенях сгрудились люди, и Виктория опасалась забираться в гущу толпы без полицейского конвоя. Погода тоже «подмочила» визит: зарядил такой дождь, что королеве пришлось ездить в закрытой карете. Запертая в четырех стенах, без свежего воздуха, Виктория не могла наслаждаться видами. Да и много ли увидишь сквозь брызги дождя на стекле?
«Мы, мужчины, открыли дверь кареты, как только закончился дождь, и смогли полюбоваться видами, – писал Генри Понсонби. – Остановив карету, я бросился к ней и сказал, что перед нами колонны Сан-Лоренцо. Это известие она приняла холодно, и, кроме того, уже начала собираться толпа, чтобы поглазеть на горца. Нам пришлось двигаться вперед, и больше я карету не останавливал. Вечером королева сожалела, что осмотрела так мало достопримечательностей. Все верно. А кто виноват? Она сказала, что не ожидала увидеть столпотворение в Милане, учитывая, как вежливо вели себя жители Баверно. Но ведь Милан большой город. Согласен, горожане навязчивы и грубы, но этого не избежать, если не принимать меры заранее. А Баверно лишь маленькая деревня, где жителей раз-два и обчелся»
[245].
Настроение свите портил Джон Браун, который принципиально ненавидел заграничные поездки. В лучшем случае он уныло сидел на облучке, сгорбившись, не проявляя ни малейшего интереса к достопримечательностям. В худшем – ссорился с королевским секретарем или злобно посматривал на мальчишек, которые вприпрыжку бежали за королевской каретой. Что, килта не видывали? От жаркого южного солнца у Брауна воспалилась кожа на лице, и ему пришлось отказаться от поездок с королевой. Подлечив рожистое воспаление, он вынужден был нахлобучить на голову широкополую шляпу, в которой смотрелся еще экзотичнее. Это прибавило ему добродушия.
