Завтра же… Нет, сегодня сниму копию, а оригинал свезу и положу в банковскую ячейку! Береженого бог бережет, или волк в один и тот же капкан…
Глава одиннадцатая
Воронеж, декабрь 1935 года
ЦК ВКП (б) осудил неправильную линию Наркомпроса РСФСР, в результате которой советская школа не имела стабильных, общепринятых и удовлетворяющих требованиям науки учебников.
Газета «Красная звезда»,
орган Наркомата обороны Союза ССР,
8 августа 1935 г.
В 18-й раз Советская страна и мировой пролетариат подводили итоги невиданной в мире борьбы, невиданной в мире революции. Замечательные итоги! Они со всей яркостью сказались в исключительно радостных демонстрациях на улицах городов и сел страны. Это были демонстрации радости и счастья нашего народа, гордости и мощи, изобилия и спокойной уверенности в своих силах, величайшей преданности делу ленинизма и готовности к новым победам.
Газета «Постройка».
Всесоюзная газета рабочих-строителей.
10 ноября 1935 г.
— Сидоров, тебя к начальнику! — Матвей без особого любопытства скользнул взглядом по мрачноватой камере для допросов со стандартным набором из стола, табурета, привинченных к бетонному полу, и сиротливой лампочки под жестяным козырьком.
За столом расположился следователь, нещадно дымивший «беломориной», а на табурете, понурив голову, бочком примостился допрашиваемый. Чекист, обладавший внешностью киногероя — хоть сейчас на плакат, прославляющий отважных продолжателей дела товарища Дзержинского! — представлял собой полную противоположность человеку, сидящему перед ним. Дергачев опытным глазом мгновенно оценил и серо-стандартную внешность допрашиваемого, и щуплую фигуру, и испуганно-затравленное выражение в глазах. Точнее, в одном глазу, второй сейчас вряд ли что видел, поскольку заплыл из-за большущего кровоподтека.
«Похоже, досталось мужику крепко: вся рожа наперекосяк, грудь кровью забрызгана, наверное, этот придурок ему и нос сломал! А дядя-то, скорее всего, из культурных», — с легким сочувствием подумал Матвей, а вслух поинтересовался:
— Опять арестованных мордуешь? Не надоело лютовать-то? Смотри, влетит от начальства! Попадешь под горячую руку, могут ведь и из органов попереть!
— Не попрут! — Сидоров зло сплюнул и неприязненно покосился на товарища: — Думаешь, начальство не знает? Да знают они все. А как прикажешь по-другому, если то же начальство требует следствие заканчивать за десять дней — не больше! Прошлогодние изменения в УПК насчет расследования дел о террористических организациях и терактах против работников Советской власти читал? Указ, между прочим, не председатель колхоза «Гнилой хомут», а товарищи Калинин и Енукидзе подписали. Десять дней! И начальству плевать, каким способом я добьюсь признания от всякой сволочи вроде этого гада. Ты вот у нас правильный весь, как устав! А я посмотрел бы, как у тебя получится культурными уговорами чего-нибудь добиться. Но сразу скажу: ни хрена у тебя не получится! Будет твой подследственный посмеиваться над тобой, как над дураком последним, и просто время тянуть. А так — раз, два, готово! Вот потому-то Сергея Ивановича Сидорова на этой серьезной должности держат, а ты, правильный такой и жалостливый, баранку крутишь! — На красивом лице следователя расплылась довольная улыбка.
— Да, Сергей Иванович, куда уж мне до тебя! — хмыкнул Дергачев. — У тебя и кулак вон какой, и бабы тебя любят — в общем, красавец. Быть тебе наркомом! Если к стенке раньше не поставят.
— Ну, ты шути, да не зашучивайся! Много понимаешь! Наркомом не наркомом, а по званию-должности все постарше тебя буду. Так что крути свои гайки и не лезь, куда не надо, умник хренов! — Сидоров нажал кнопку вызова конвоя, собрал бумаги в папку, потом в раздумье посмотрел на допрашиваемого и предложил: — Слушай, пока конвойные дотопают, сто лет пройдет. Я к начальнику, а ты побудь с этим, а? Не бойся, он у нас человек тихий, интеллигент, мать его…
— А за что его? Гайки на железной дороге скручивал? — Матвей вспомнил недавно прочитанный рассказ Чехова и улыбнулся. — Или коровам в ясли стекло подсыпал?
— Кто ж ему даст гайки скручивать — там же охрана. — Следователь, похоже, чтению классиков предпочитал другие занятия — попроще. — Там, брат, дела похуже всякого стекла и гаек. Этот гад в школе работает! Представляешь, чему он мог детишек научить? В общем, собирались они по субботам — вроде как на вечеринки. Патефон, винцо, танцульки. А сами, под шумок, труды Троцкого изучали — и подробненько все, с карандашиком в руке, пометочки делали. И главврач второй горбольницы там же вертелся со своей полюбовницей, между прочим. Помнишь второго секретаря горкома, что в июле помер? Их рук дело! В общем, подпольная террористическая организация налицо!
— Так секретарь вроде ж от сердца помер? — с сомнением покачал головой Дергачев. — То ли инфаркт, то ли еще что такое…
— Ха, думаешь, все так просто? Не-ет, там точно убийством пахнет! И я не я буду, если всю их компанию на чистую воду не выведу! Так, заболтался я с тобой — все-все, бегу к Медведеву! А ты побудь тут, ладно? И где этот чертов конвой шатается?
— Да побуду, побуду, беги!
Едва в коридоре затихли шаги следователя, мужчина с трудом вскинул голову и, опасливо косясь на дверь, что-то торопливо зашептал разбитыми губами. Матвей недоуменно вскинул бровь и прислушался.
— Товарищ, товарищ военный, помогите! Спасите! Ради бога, прошу вас… Я вижу, вы хороший человек! А этот зверь… Он же изверг, он, в конце концов, убьет меня. Нас пытают! Прошу вас, умоляю, сообщите об этом вашему руководству, в ЦК, товарищу Сталину, наконец! Ведь это произвол, царская охранка какая-то!
— Ну-ну, вы со словами-то поосторожнее, — неприязненно скривил губы Дергачев. — Не надо порочить наши органы! Это книжки Троцкого вас научили? Или еще какие? Слова он тут говорит… Да за одно это уже можно к стенке ставить, не то что за убийство секретаря горкома партии!
— Господи, да какое убийство?! — Мужчина как-то по-детски всхлипнул, в глазах его плескались отчаяние и мольба, а по щекам текли слезы. — Он сам умер, совершенно естественной смертью, как же вы не понимаете?! И изучение трудов этого мерзавца Троцкого — полная чушь! Да, когда-то я купил книгу, и читал ее, и пометки делал, все верно. Но это было давно. Давно — тогда Троцкий еще считался верным ленинцем и создателем Красной армии! А потом я поставил книжку на полку и просто забыл о ней. Забыл, понимаете! А теперь от меня требуют подписать признание в том, что я организовал какой-то там заговор. Чушь, полная чушь! Я не заговорщик, я самый заурядный учитель географии. И мы действительно просто выпивали, слушали пластинки и танцевали. Это были самые обычные вечеринки, понимаете? Я прошу вас, спасите…
Сбивчивая речь мужчины оборвалась на полуслове — в коридоре послышались шаги, а еще через несколько секунд дверь распахнулась, и в камеру вошел конвойный:
