Правда, довольно быстро выяснилось, что разбитная Зинаида мастерски умеет только две вещи: с пулеметной скоростью печатать на машинке и скандалить. Что же касаемо щей, постирушек и домашнего уюта, то о них молодая жена имела весьма туманное представление. Любые попытки Дергачева как-то обустроить их теперь уже совместный быт натыкались на совершенно искреннее непонимание — Зиночка холодно пожимала налитыми плечами и презрительно фыркала: «Мещанство!»
Терпения Матвея хватило ровно на два года. После очередного выяснения отношений он сгоряча твердо решил развестись — благо развод в те годы был делом более чем простым. Но потом как-то быстро остыл и прикинул: «Ну, разведемся, а дальше что? От добра добра не ищут! Крыша над головой есть, баба постоянная под боком… А щей можно и в столовке перехватить!» Так и жили: от скандала до скандала — с недолгими периодами затишья и даже некоего подобия любви…
Из полудремы, в которую Матвей незаметно перекочевал из своих воспоминаний и размышлений о возможных грядущих переменах, его выдернуло возвращение Медведева. Начальник плюхнулся на сиденье, сердито хлопнул дверцей и отрывисто скомандовал:
— Заводи! В управление давай…
«Похоже, накрутили мужику хвоста… — мысленно усмехался Дергачев, покручивая баранку и краем глаза наблюдая, как Медведев нервно курит свой «Казбек» и морщится, думая о чем-то своем, явно невеселом. — Большие звезды на рукавах — оно, конечно, красиво и солидно, но за рулем как-то попроще и поспокойнее! Как говорится, подальше от начальства, поближе к кухне. Хотя… Иногда ведь и на кухне можно ненароком кипятком обвариться! Эх, жизнь…»
Глава двенадцатая
Москва, июнь 1936 года
Созданный под руководством товарища Сталина проект Конституции СССР есть величайшее выражение огромной и непрерывно растущей мощи Советского Союза.
Газета «За индустриализацию.
Техника»,орган наркомата тяжелой промышленности.
28 июня 1936 года
Ляпушкина А., восьмидесяти пяти лет старушка из колхоза «Ударник», Пречистенского сельсовета, первой подписалась на новый заем в 35 рублей. «Я всеми силами стараюсь крепить колхоз, работаю не покладая рук и охотно отдаю свой трехнедельный доход взаймы государству», — заявила тов. Ляпушкина.
Газета «Сталинский путь», орган РК ВКП (б)
Пречистенского района Ярославской области.
5 июля 1936 года.
Огромный черно-масляный паровоз еще устало отдувался паром, остывая после долгой жаркой работы, а прибывшие пассажиры суетливо бегали, выкрикивая носильщиков, когда Матвей неспешно отошел в сторонку и со вкусом закурил, наблюдая беспокойную вокзальную жизнь.
Казанский вокзал, в принципе, ничем не отличался от других, уже известных Дергачеву вокзалов. Та же суета, та же разношерстная публика, разве что масштаб впечатлял. Так ведь все-таки Москва, а не какая-нибудь Жмеринка.
Матвей дымил «Беломором», лениво посматривал на крикливых бойких носильщиков в белых фартуках и прикидывал, что его красноармейский сундучок, пожалуй, стоит оставить в камере хранения, больно уж по-деревенски он выглядел, с головой выдавая провинциальность хозяина.
Далее следовало прикинуть план действий на ближайшие часы: сразу идти к Медведеву не хотелось — кто знает, когда еще представится возможность без спешки пройтись по новой Москве и полюбоваться столицей. Служба — дело такое, можно жить в городе годами и практически так ничего и не увидеть.
Матвей, аккуратно затушив окурок, бросил его в урну, прошел внутрь вокзала, прогулялся, с любопытством разглядывая убранство громады зала ожидания, и вышел на Комсомольскую площадь. На улице подошел к тележке мороженщика, добросовестно отстоял очередь и купил эскимо. Слегка стыдясь своей нетерпеливости, съел сладкий холодный столбик, облитый шоколадом, и тут же об этом пожалел, сразу захотелось пить. Возвращаться и искать буфет было лень. Но не таскаться же по столице с облезлым сундучком в руках!
Пришлось-таки вернуться, сдать на хранение свой багаж, потом зайти в туалет — ополоснуть лицо и вволю напиться воды из крана. После этого снова вышел на привокзальную площадь и выкурил еще одну папироску. Затем тщательно расправил под ремнем складочки гимнастерки и решительно пошел к остановке трамвая. «Вроде про двадцать девятый Медведев говорил? Мол, сядешь и через несколько остановок выйдешь на Лубянской площади — там не очень далеко. Кондуктор, если что, подскажет. Да что я — совсем из дикого леса?! Разберемся…»
По дороге Матвей поначалу старательно вертел головой, пытаясь увидеть-разглядеть какие-то достопримечательности, но быстро устал. В вагоне, несмотря на открытые окна, было жарко — уже через несколько минут он почувствовал, как гимнастерка прилипла к спине, а между лопатками щекотно сбегают струйки пота. Душная смесь из запахов пота, гуталина и дешевого одеколона вызывала тошноту и страстное желание как можно быстрее выбраться из весело позванивающей душегубки на свежий воздух.
Цепь красивых названий — Красные ворота, Сретенский бульвар, Чистые пруды — закончилась объявлением тетки-кондуктора: «Лубянская площадь! Выходим, граждане, не задерживаем!»
Матвей торопливо вышел из вагона и первым делом закурил. Окинул взглядом строгое здание, чувствуя одновременно и легкую оторопь, и гордость от своей причастности к невероятной силе, именовавшейся ныне «НКВД СССР»…
Дежурный, молодой парень с треугольниками сержанта Госбезопасности в петлицах, вежливо выслушал посетителя, просмотрел документы и суховато кивнул: «Ждите!» После чего позвонил по внутреннему телефону, коротко с кем-то переговорил и занялся своими делами.
Дергачев, стараясь держаться посолиднее, терпеливо ждал, незаметно рассматривая проходящих мимо мужчин — большей частью в форме. Кто-то предъявлял удостоверения, кто-то запрашивал разовый пропуск, а толстый мужик в светлой шляпе, непрерывно вытиравший лицо и шею платком, протянул дежурному бумажку — видимо, повестку — и долго выяснял, куда ему следует идти. «Ишь, как психует мужик! Небось чует кошка, чье мясо съела…» — мысленно усмехнулся Матвей и тут же увидел незаметно подошедшего к нему сотрудника.
— Дергачев?
— Так точно! — внутренне подобрался Матвей. — Я дежурному говорил, что…
— Идемте со мной! — распорядился мужчина. — Товарищ Медведев приказал устроить вас в общежитие. А ваши вещи?
— На вокзале оставил, — почему-то чувствуя себя виноватым, сказал Дергачев, — не таскать же по такой жаре! Вдруг товарищ Медведев в отъезде, или еще что… Я потом съезжу, заберу.
Следуя за мужчиной, он искоса посматривал на обтянутую гимнастеркой широкую спину и уныло размышлял о том, что для начала вообще-то могли бы и в столовую отвести, а уж потом и все остальное.
«Ладно, про столовую потом спрошу. Все равно надо будет на вокзал возвращаться…» — прикинул Матвей, чувствуя, как в душе ворочается нечто вроде сожаления об оставленном Воронеже — таком привычном и уже по-домашнему своем, и растет смутная неуверенность в том, что приезд в Москву был действительно правильным и верным решением. Но тут же вспомнил о Зинаиде и, мысленно сплюнув, решительно сжал зубы — ничего, на новом месте всегда так! Со временем все утрясется, образуется. Люди привыкают, и он привыкнет!
