Услышав голос Влады, Ацкий оторвался от своего занятия и поднял бледное лицо с красными воспаленными глазами.
– Спине холодно, – прошептал он. – Хотел теплой водичкой ее полить…
– Теплой?! – Влада, ужаснувшись этим словам, перелезла через ограждение и осторожно пошла по льду: хорошо, что тот был достаточно крепкий к концу декабря.
Валькер при ближайшем рассмотрении выглядел плохо. Влада заметила серебряные лунки ногтей, белые губы и потерянный взгляд.
– Мне бы теплую водичку на спину, – снова попросил он.
– Покажи мне спину! – потребовала Влада, сдирая с Димки потрепанную ветром куртку. А потом задохнулась от ужаса, увидав на спине серебряную царапину. Та ползла под лопаткой наискосок, расходясь по коже сетью прожилок. Удар осиновым колом, который не пронзил, а лишь зацепил валькера, отсрочив его смерть…
– Что там? – слабым голосом спросил Ац, пытаясь извернуться так, чтобы посмотреть самому.
– Н-ничего, просто ушиб… Синяк, – помертвев, отозвалась Влада.
«Так его все-таки ранили, еще когда он меня искал, Варя была права, – Влада от отчаяния хотела закричать, только нужно было сдерживаться и изображать спокойствие.
– Видимо, Варька тогда на мне каблуками потопталась, вот и… – закивал Димка, обрадованный идеей.
Как погибают от некромагии валькеры, видеть еще не приходилось. Вампиры встречали смерть с улыбкой, достойно, даже с бравадой. Валькеры же… Нет, Димка просто не хотел думать о плохом. Он что-то бормотал, улыбался, постоянно порываясь зачерпнуть воду из полыньи и совсем не замечая кричащую где-то вдалеке Полину.
– А то мы летим-летим, вдруг чувствую – не могу больше, – шептал валькеруже почти неслышным голосом. – Все эти дни Варьку вспоминал, точнее, каблуки ее. Острые они как иглы. Я все думал, кого из них люблю – ее или Польку…
– И что решил в итоге? Ты рассказывай, я тебя слушаю… – разговор был диким. Оба они сидели на льду канала Грибоедова, вокруг толпились вездесущие люди, плакала Полина.
И в то же время Влада прекрасно понимала, что это последняя минута в жизни Димки. Тащить его куда-то сейчас невозможно, поздно: от некромагии спасения нет.
– Давай лучше решим, где ты будешь Новый год отмечать, – невпопад несла Влада первую попавшуюся на ум ерунду. – А то декабрь заканчивается, а ты так и не решил. Вы с Рыжовой, может быть, приедете к Маре в гости? Знаешь, там такая бестолковая зловоротня, вещи валяются. Лезешь в морозилку, там духи «Шанель». А макароны в стенном шкафу можно найти. Ты любишь беспорядок, Дим?
– Об… обожаю, – попытался улыбнуться Ацкий.
С ужасом Влада увидела, как у него повалил изо рта пар и длинные космы засверкали серебром. Он что-то бормотал совсем неслышно, но слова его вдруг затихли, будто сверху на все происходящее опустилась невидимая шапка тишины.
Тишина эта была страшной, мертвой, и пришла она вместе с холодом. Это был хорошо узнаваемый холод, знакомый Владе еще с первой встречи с некромагией.
День помутнел, все вокруг резко нырнуло в мутную пелену.
– Смотрите! – крикнул кто-то, показав вверх.
Черная тень металась в небе, то отдаляясь, то приближаясь. Не валькер и не птица: движения, которые совершало это нечто, показались Владе смутно знакомыми, и страх вдруг нахлынул волной, когда в памяти всплыло слово «умертвие».
– Сюда! – закричала Влада, замахав руками. – Эй ты, молния смерти! Слышишь меня? Ты ищешь посланника, я знаю! Сюда, скорее…
Крик ее был услышан: тень будто увидела их обоих. Существо, чуждое миру живых, оказалась над Димкой, потом зависло и застыло в воздухе над ними обоими.
– Не меня! – Влада продолжала кричать, видя, что фигура Аца уже становится полупрозрачной и вот-вот рассыплется в серебряную пыль. – Не меня – его! Он достоин… Он один достоин быть посланником! Иди сюда, быстрее, чертова ты молния…
А потом между небом и землей прочертился ветвистый след. Владе показалось, что огромное черное дерево вдруг повисло до небес, пока она не поняла, что это след молнии.
На миг стало совсем темно: глаза Аца полыхнули синими огнями. По ушам ударил раскат грома, оглушительный и резкий, и Владу отбросило в сторону.
Валькер же обвел окружающих непонимающим взглядом. Вместо слабости он ощутил прилив сил, но совсем не таких, к каким привык раньше. Подняв ладони к лицу, он удивленно их рассматривал и не узнавал собственные руки. Ногти, обычно слегка обкусанные, резко удлинялись и чернели, заостряясь на концах.
Менялись и крылья: шипы на фалангах, словно черные иглы, росли с каждой секундой, и Ацкий стонал и тяжело дышал.
Звуки исчезли, голоса утонули в чем-то ватном и невидимом, что заполнило все пространство вокруг.
Стало до боли холодно, и Влада, подняв слезящиеся глаза, увидела, как черный силуэт с крыльями поднимается надо льдом в полной тишине. В нем еще были черты Димки Ацкого, но они таяли, исчезали с каждой секундой. Лицо было строгим и серьезным, линии чуть заострены, а руки скрещены на груди. Одежда валькера рассыпалась в серебряную пыль, теперь же на нем был черный плащ, роскошно расшитый серебром.
Гром ударил снова, и снова на миг все кануло в темень. Секунды тянулись, будто время размазывалось само, испуганное происходящим.
Существо, зависшее сейчас над каналом, не было ни Димкой Ацким, ни валькером вообще. Черные крылья не были крыльями – это был размах бездны, двух провалов, в которые, как в черную дыру, затягивало дневной свет. Голубь, неуклюже кувыркаясь в воздухе, был втянут в один из этих провалов и сгинул там без единого звука. В лицо бил холодный ветер, дышать им было больно, словно он нес какой-то особенный яд.
Страшное существо, ставшее посланником смерти, и было источником холода. От него веяло тем, чем живым дышать было нельзя.
– Три стороны Конвенции я призову… – прошелестел голос, больше похожий на свист ветра. – Ждите…
Лед в канале вдруг затрещал, вздыбился, встал горой и разошелся в стороны. Показавшаяся вода была черной как смоль. Сначала медленно, а потом быстрее она принялась вращаться по кругу, образовывая водоворот. Смотреть на него было страшно: водоворот казался гораздо глубже, чем дно канала, точно сама земля расходилась до самых глубин.
Владе показалось, что она услышала глубокий вздох, и посланник ринулся вниз, канув в черный водоворот.
Вода сомкнулась над ним, и долго еще кружилась, пока не посветлела, качаясь высокими волнами. Потом остановилась и застыла, а спокойный, белесый лед сковал ее, словно ничего и не было.
Мир возвращался к прежней жизни: кто-то из зевак не успел убежать и теперь громко кричал, что у него отморожены ноги. Вдали выла сирена, и если она спешила сюда, то дневное право скроет истину, и никто из людей ни полиции, ни скорой помощи правды о случившемся не расскажет.
Влада оцепенела, не проронила ни звука, ни слова. Замерла на месте, продолжая смотреть на ровный лед, который сейчас казался издевательски спокойным.
