Каждым летом в Санта-Фе
Прилетает птица Фе…
Чтоб на пляже там лежа
Хорошенько пообжа…
Нелепый стишок крутился в голове, голос Янки звенел на одной чистой радостной ноте. В детстве она всегда хохотала, когда он читал про «птицу Фе». Когда его отобрали для экспедиции, он так и сказал ей, Янке: «Полечу за нашей птицей».
Хорошенько пообжа…
Эта строчка всплыла сама собой, когда пришли первые результаты анализа окаменелых останков. Что-то в них позволило системе исследовательского модуля сделать вывод, что древняя птица погибла в результате самовозгорания. Первым порывом Марка было рассказать все дочери. Он нес в отсек-хранилище коробку с прошедшим проверку «материалом» и придумывал, как расскажет Янке, что все-таки нашел птицу Фе…
А потом понял, что ничего не расскажет. Он вдруг под аккомпанемент крутящихся в голове строчек увидел ее – птицу. Как она неслась, далеко выбрасывая длинные ноги, по каменистой равнине и вдруг вспыхнула. Как она упала, как каталась по острой каменной крошке, гребла лапами, пытаясь погасить пожиравшее ее пламя. Как горела – и камни пели вокруг нее, вбирая тепло.
Когда на мониторе появилось, местами рассыпаясь на пиксели, лицо Янки, Марк впервые начал разговор не с их любимого стишка, а с банального «привет». Их последний разговор. Через сутки Земля не вышла на связь. Вообще больше не вышла. И корабль, который должен был поднять модель с поверхности и вернуть на Землю, не прилетел.
А звезда с каждым днем становилась все ближе. Неповоротливая планета ползла, и жадное светило тянулось к ней, словно к леденцу, большим огненным языком.
Марк уже больше недели не выходил на поверхность. Там было +297 °С. В модуле, усилиями системы охлаждения, всего тридцать. Он сидел на топчане, держа в руках последнюю находку – большой, похожий на грубо вытесанное лицо, овальный камень. Пару дней назад Марк нарисовал на нем глаза и рот. Художник он был так себе, но получилось очень похоже на Янку: курносо, щербато и любопытно.
– Знаешь, я ее нашел. – Марк погладил каменную девочку по щеке.
– Превышение допустимой температуры. Резерв системы составляет пять часов. Покиньте сектор превышения допу…
– Нашу птицу, – продолжил Марк, не обращая внимания на мониторы.
– Перегрузка системы охлаждения…
– И ее пляж…
Он знал, что, если остаться внутри, будет медленнее и больнее, поэтому взял камень в руку, приказал системе разблокировать выходы и шагнул навстречу звезде.
Камень не сводил нарисованного взгляда с упавшего на раскаленную поверхность тела. А потом каменное веко дернулось. Температура росла с каждой минутой, перевалила за тысячу градусов. Звезда наконец лизнула круглый планетный бок.
Камень треснул. Из трещины показался клюв. Потом – круглый янтарный глаз.
– Янк, – донеслось из клюва, – Янк-янк.
Птица Фе
Бумажные звезды, бумажные города (агент Шимун Врочек)
На далекой-далекой космической станции, прямо посреди невесомости, на орбите двойной звезды затменно-переменного класса…
Жила-была девочка по имени Катя.
И был у нее скафандр.
Планетоид был заселен родителями Кати и зелеными бумажными человечками.
Это был космический феномен – оживающая бумага. Он существовал только в одном месте, рядом со станцией.
Еще на станции была коллекция фарфоровых слоников со старой Земли, уничтоженной взрывом коллайдера. Коллайдер сколлапсировал и превратился в черную дыру, но прежде, чем это случилось, волна уперлась в фарфоровых слоников. Слоники отважно задержали волну. За это время родители Кати добежали до космического корабля. И даже часть слоников забрали с собой. Некоторые были повреждены черной дырой, но все равно стояли на почетной полке в гостиной, рядом с собратьями.
Родители высадились в другом конце Галактики, где нет злобных изовретиан (именно они, сказал папа, запустили коллайдер), а есть только оживающая зеленая бумага.
Человечки, которых Катя складывала из бумаги, создали цивилизацию. Их город разросся и теперь был виден из окна невооруженным взглядом. Человечки строили очень высокие дома. Скоро они стали выше станции.
Десятки небоскребов из бумаги, сотни этажей, тысячи квартир и офисов.
Однажды родители Кати увидели это – и слово проснулись. Папа посмотрел в иллюминатор и сказал «Э?», мама сказала «Я тебя предупреждала!» и вынесла папе зажигалку и пожаропрочный скафандр.
Папа шел, подпрыгивая. Плавно опускался, и на пыльной поверхности планетоида оставались следы его космических сапог. Так он прыгал, пока не добрался до города зеленых человечков.
Папа отдышался. Трудно быть мячиком в таком возрасте. Даже если ты одержим местью.
Папа смотрел на город. Бумажные небоскребы мягко колыхались от ветра, в окнах суетились бумажные человечки – работали, жили, смотрели бумажные телевизоры, встречались, влюблялись и вывозили на крошечных бумажных колясочках крошечных бумажных детей. Гуляли в бумажных парках и дворах. Бумажные машины стояли в бумажных пробках. В машинах сидели бумажные человечки и слушали бумажное радио.
Папа замер. Потом медленно поднес зажигалку…
Чирк! Чирк! Пламя занялось.
Человечки кричали. Но, как известно, в космосе никто не услышит твой крик. Даже если вокруг разреженная кислородно-метановая атмосфера. Человечки беззвучно воздевали бумажные руки к небу.
Звезды молчали в ответ.
Город вспыхнул, как гигантская зеленая спичка – и исчез. Пламя опалило папу Кати, он отшатнулся – но пожаропрочный скафандр спас его от ожогов.
Огонь утих. Осталось черное пятно на поверхности планетоида.
– Получайте, проклятые изовретиане! – кричал папа, оправдываясь. Но не слышал сам себя. Пепел прилипал к стеклу папиного скафандра.
В глазах папы стояли слезы.
* * *
Катя поняла, что бумажных человечков больше не будет.
Это наполнило ее сердце печалью. Бумага перестала оживать.
Интересно, куда подевались фарфоровые слоники? – подумала Катя мимоходом.
* * *
Папа, стоя над сгоревшим городом, кое-что увидел. Когда пламя погасло, подул ветер и разметал пепел над планетоидом. Прозрачное стекло папиного скафандра засыпало черным и липким.
Папа стер его непослушными, толстыми пальцами…
Папа замер.
Посреди черного пятна стояли фарфоровые слоники. Некоторые выглядели так, словно их повредила черная дыра. Папа смотрел. Затем повернулся и, волоча скафандровые ботинки, побрел обратно. Он больше не прыгал. Что вы хотите, возраст.
