Янек разлепил здоровый глаз. Вейк, сморщившись от боли, распутывал завязки поддоспешника, задубевшие от крови. Распахнул стеганку на груди, задрал рубаху. Янек присвистнул.
В самой середине груди Вейчика, где смыкаются ребра, виднелся ровный кровавый круг. Не было ни ран, ни ссадин, ни кровоподтеков – просто ярко-бордовое пятно, на котором выступала сукровица, будто капли росы. Как след от гиганской пиявки.
– Что это?
…
– .. Тогда мне одиннадцать было или двенадцать. Год неурожайный выдался, работы чуть. Мамки гнали детей из дома, чтобы голодные по углам не ныли. Вот мы ватагой и шатались по округе. На болотных лягв охотились и жрали их, пока кровавым поносом не пронесло. В лесу на кроликов силки ставили, пока свора королевская одну из младших соплюх не задрала на смерть – хоть сдохни от голоду, а на чужую землю не суйся. Потом поспорили, что страшнее: у мертвых на кладбище подношения отбирать или к Дырчатому берегу отправиться. Ну, что долго думать – поставили на кон по десятку шелбанов и разошлись. Нас как раз десяток и было.
– И что страшнее-то?
– Из тех, кто мертвецкие сухари по надгробьям собирал, двое выжило. А троих сторож загреб, да и сожгли их при всей деревне, чтобы неповадно было остальным. Из тех, что на берег отправились, я один вернулся. Остальные сгинули. Лишних ртов в селении поубавилось, и протянули до следующего года.
– Их… тоже сторож? – Янек спросил и сам понял, что глупость ляпнул. С недосыпу. Какой там сторож на Дырчатом берегу.
Вейк усмехнулся. Потер грудь ладонью.
– Нет. На вид показалось сначала – обычный берег. Ни духов, ни призраков, ни жутких теней, которыми взрослые пугали. Солнце светило ярко-ярко, и берег был будто черными крапинками заляпан. А подойдешь поближе – это все норки. Глубокие круглые дыры в скале. Мы опасались сначала заглядывать в них… Потом осмелели. Потому как никто оттуда не смотрел и любопытные носы отгрызать не спешил.
– А потом того… отгрызли?
– Потом мы дошли до того места, где дыры стали больше. Сначала с голову. Потом с тыкву. Потом и вовсе – с колесо от телеги. Взрослый, может, и не пролезет, а вот любопытный мальчишка… – Вейк вжал в голову плечи. – Помнишь заговорку от нечисти для Дырчатого берега?
– Ты не тронь, я не твой, лжи не знаю, подлости не ведаю, под небом по-честному скроен.
– У нас говорили «по лекалу справедливому».
– А мы сократили, чтобы звонче звучало.
– Звучало, – покривился Вейчик. – Очень звонко звучало. Мы, как в пещеру забрались, быстро друг друга потеряли. Ступил в сторону – и попал в другую норку. Друзей слышишь, а добраться до них не можешь. Как ни кричи. Сначала звали друг друга, потом один завопил – и стих, другой, третий… А я что? Дырчатый берег изъеден внутри коридорами, хуже любого лабиринта, людскими руками сделанного. Ни помочь, ни понять, что случилось. Пошел вперед, наудачу. Удача меня и встретила. Чуть не споткнулся об нее.
– Об нее?
– Сидела в гнездышке под ногами. Я писк услышал, нагнулся, пошарил руками – из мелких камней, наподобие ящеричьего, гнездо собрано. А в его центре – мягкое, горячее тельце. Странной шерстью покрыто – мягкие ворсинки и плотные будто стебельки между ними. Лапы с острыми когтями.
Вейк растопырил пальцы. Янек разлепил глаза и будто впервые разглядел застарелые шрамы на пальцах у друга. Так вот откуда…
– Я не испугался даже. Решил, что от наших криков взрослая тварь, детеныша охранявшая, сбежала, и он… она теперь мерзнет. Я как-то сразу понял, что это она. Даже не видя в темноте. Стал гладить. И заговорку приговаривать. Чтоб она не боялась…
– И?
– Тут я понял – как будто со стороны посмотрел на меня кто – что вправду по-честному скроен. И лжи сейчас во мне нет. Зверушка когтями быстро-быстро по рукаву забралась на плечо и засвистела в ухо. Ты не смейся… я все понял тогда. Говорит: ты хороший. Не как другие. Говорит: давай меняться. Ты мне дом, а я твое сердце охранять буду. От злобы, от врак и черных дел не по чести.
– Согласился?
Вейк улыбнулся:
– Кого из нашей банды прозвали «честным рыцаришкой»? Ты видел, чтобы я врал, обсчитывал, подставлял кого?
– Нет.
– Я очнулся тогда к вечеру. Уже снаружи. Под берегом. Грудь болела – будто в ней нож провернули. И пятно красное. До дома дошел… по дороге падал, верно. Не помню. Остальных не нашли. Да и меня порешили тронувшимся. Я с тех пор как пытаюсь… пытался подлое… – самую капельку нечестное – сотворить, меня тут же изнутри дерет, когтями у сердца полосует. Я пугался поначалу, рыдал, скручивало до припадков. Потом привык.
– Думаешь… она там?
– Видел, как меня на землю швырнуло?
– Так это… – Янек запнулся от возмущения, подбирая слова. Нечестно ведь. Забралась в человека тварь неведомая и держит сердце в когтистой лапе. Ох, Дырчатый берег. Не зря его обходить велят за версту…
Свора высыпалась из леса так быстро, что Янек даже мысль не успел додумать – а его уже скрутили и ткнули лицом в землю. Не вздохнешь. Лошади хрипели и били копытами, визжал ругательства Който, лающим смехом перекидывались загонщики. «Иначе какой он король», – припомнил Янек собственную речь и глухо, почти беззвучно завыл от нутряного страха.
…
Рыцарей довезли до ближайшей деревни и даже не стали вбивать столбы на площади. Прикрутили пойманных к частоколу возле мельницы и потащили к их перебитым ногам ветки, охапки сухой травы и деревяшки, отломанные от соседних заборов.
Главный охотник выпростал из-за пазухи замасленный листок бумаги и загудел:
– Рыцари дракона словить обещали… Рыцари слово не сберегли… Зато король слов по воде зря не пускает…
Загонщики продолжали таскать дрова. Деревенские опасливо толпились поодаль. Один только мельник, недовольный судьбой своего забора, осмелился встрять:
– А что, господин, неправду городят, что на дракона напраслину возвели? Мол, не он скот таскал, а пастухи воровали?
– Правду, – размеренно прогудел охотник. – Их за то и казнили уже.
– Тогда, вроде как… его… и этих… несправедливо?
Свора разом вся вскинулась и уставилась на мельника. Тот подавился, закашлялся, шагнул назад и, не удержавшись на ногах, скатился через голову в придорожную канаву. Толпа зашипела, как разворошенное змеиное гнездо. То ли тащить его на костер, то ли…
– Потом разберемся, – махнул рукой охотник. – Поджигай.
Янек тупо смотрел, как шавка короля, присев на корточки, высекает искры над сухой травой. «Несправедливо, – слово металось внутри головы, болью отдаваясь в орбитах глаз. – Несправедливо».
…
Красные язычки поползли по дереву, охотник махнул рукой, отзывая шавок в сторону, чтобы не обгорели ненароком и дымом не подавились. Главарь Валх взревел и забился так, что под ним затрещали толстенные колья. И тут послышался смех.
