В поисках малейшей стилистической ошибки Гюстав продолжает трудиться в поте лица над своей книгой. Он подчищает часто повторяющиеся союзы и вкравшиеся в текст мелкие грамматические ошибки. Осенью, когда из типографии приходят гранки, его снова охватывают сомнения и тревоги. Он требует от издателя сократить количество строк на странице, а каждую строку — на одну букву. В самом деле, Гюстав чувствует себя так, словно сидит на раскаленных углях. Как встретят его роман? Что скажет критика? Прислушается ли публика к мнению критиков? Флобер вовсе не так безучастен к судьбе своего произведения, как он утверждает. Как известно, аппетит приходит во время еды. Это и произошло с ним после головокружительного успеха «Госпожи Бовари». Пять лет напряженной работы над «Саламбо», проведенных в относительном затворничестве, заслуживают нескольких крошек со стола благодарной публики…
Он делает все, как надо. Когда 20 ноября 1862 года книга выходит из печати, Гюстав в своей квартире на бульваре дю Тампль раздает пронумерованные экземпляры своей книги, а затем ждет реакцию критиков. В 1862 году в литературном мире не было более авторитетного критика, чем Сент-Бёв. Он наводил ужас на писателей. Для них же он становился порой «землей обетованной» в случае, если вдруг позволял себе взглянуть на их сочинение благожелательным оком. Этот критик был способен поднять или, наоборот, разрушить репутацию любого писателя. Сент-Бёв был прежде всего поэтом и писателем романтического направления, нежным другом госпожи Гюго, оставленной ее мужем-полубогом. К тому же он имел весьма легкомысленный и непостоянный характер. В довольно молодом возрасте он сочинил роман «Наслаждение», пользовавшийся некоторым успехом. В свою очередь, Бальзак написал на эту книгу весьма злую пародию и причислил ее к второсортным романам. Затем Сент-Бёв написал свое основное произведение «Пор-Руаяль» об истории янсенизма. И, наконец, он приобрел славу самого видного литературного критика своего времени. Его «метод», кстати не самый худший, заключался в том, что он легко смешивал психологический и автобиографический аспекты с анализом произведения, которое он комментировал. От этого метода Пруст не оставил камня на камне в своей книге «Против Сент-Бёва»: может ли художественное произведение ограничиться психологией и событиями в жизни автора? Не является ли оно, напротив, антидотом его социального самосознания?
Что касается Флобера, то сначала он относится к Сент-Бёву, как к «странному чудаку»
[223], а затем, после публикации «Госпожи Бовари», поддерживает с ним самые добрые отношения. И все же в письме Ивану Тургеневу, датированном 1869 годом, Гюстав упрекает Сент-Бёва в том, что тот не принимает в расчет «художественное произведение, как таковое. Его построение, стиль, короче, все то, что делает его художественным».
Между тем Флобер с большим нетерпением ждет, когда в знаменитом журнале «Беседы по понедельникам» выйдет статья Сент-Бёва.
И что же? Это был разнос, в вежливой форме, но по всем пунктам. «Саламбо», по мнению Сент-Бёва, роман исключительно провальный. Он является большой неудачей автора, а образ героини — неубедительный и нежизнеспособный (возможно, он хотел сказать, «без психологии»?). В описаниях романа много сцен садизма, стиль невообразимый, высокопарный и пафосный. Одним словом, это провал. Другие критики, испугавшись литературной мощи этого произведения, его документальной точности, жестокости, называют «Саламбо» странной книгой, напичканной жуткими сценами. Они причисляют ее к литературе низкого пошиба. Газета «Фигаро» отличается тем, что называет стиль Флобера «эпилептическим», делая тонкий намек на нарушения нервной системы, которые диагностировались у автора «Саламбо» в юности.
Если Флобер лишь усмехается в ответ на уколы и выпады отдельных мелких умников из числа литературных критиков, то разгромные статьи Сент-Бёва он воспринимает крайне болезненно. После того как критик посвящает ему в журнале «Конститюсьонель» три обширные статьи, Гюстав не может обвинить его в недостатке внимания к его произведению. Ему ничего не остается, как ответить. Он пишет автору разносных статей длинное письмо, сердитое и аргументированное, дружественное и демонстрирующее его желание не сдаваться без боя. В письме он конструктивно по пунктам защищает свою книгу. В его описаниях нет и намека на садизм. Впрочем, он ничего не придумал. Его стиль вовсе не высокопарный и расплывчатый, а, напротив, сжатый и точный. Сент-Бёв не затаил на Гюстава зла: он опубликовал ответ Гюстава в своей третьей статье.
Что же касается Теофиля Готье, друга Тео, также весьма маститого литературного критика, то он помещает на страницах «Ле Монитёр универсель» статью, в которой дает оценку «Саламбо», противоположную мнению «злопыхателя» Сент-Бёва. Гюстав рассыпается в благодарностях перед другом. Один ученый по странам Востока, Гийом Френель, педантично разбирает «Саламбо», что называется, «по косточкам» с научной точки зрения. Ответ Гюстава не заставляет себя долго ждать. Не особенно выбирая выражения, разгневанный автор указывает ученому мужу на все его допущенные при чтении ошибки.
Тем не менее книга уже разошлась среди читателей. Весь просвещенный Париж только и говорит, что о «Саламбо». И это было лишь началом невероятного и повального увлечения, которое можно назвать «саламбоманией». И напрасно карлики от критики исходят слюной, когда клевещут на эту книгу. Все, кого во Франции можно причислить к мастерам слова, а также большая часть творческой элиты пребывают в восторге от «Саламбо». Виктор Гюго собственной персоной хвалит автора, а также Бодлер, Мишле и многие другие… Луиза Коле не обращается напрямую к Флоберу, «как будто бы я уже умерла, и он как будто бы тоже умер»
[224]. Тем не менее она делится своими восторженными впечатлениями о книге с Эдмой Роже де Женетт. Императорская чета также выражает свое восхищение «Саламбо». Наполеон III заявляет о том, что хотел бы встретиться с Флобером. Разносится слух, что императрица читала «Саламбо» три раза! На придворных балах дамы наряжаются в костюмы прекрасной карфагенянки по примеру графини ди Кастильоне, любовницы императора и одной из самых умопомрачительных красавиц эпохи Второй империи.
Свалившийся на него успех помогает Флоберу завязывать новые знакомства. Он встречается с двоюродным братом императора принцем Жеромом. Это совсем нетипичный для высшего общества персонаж, республиканец левого толка, антиклерикал, противник государственного переворота 1851 года. По этой причине в императорской семье он держится особняком. Вскоре Жером проникается глубокой симпатией к Гюставу. Его сестра принцесса Матильда, водившая дружбу с Сент-Бёвом, открыла в Париже известный литературный и великосветский салон. С января 1863 года Флобер вместе с братьями де Гонкур становится частым гостем в этом салоне. Он входит в первый круг особ, приближенных к императору. И это наш Гюстав, который постоянно демонстрировал свое презрение к власти и к ее внешним атрибутам. По правде говоря, принцесса Матильда не очень-то жалует своего двоюродного брата императора Наполеона III, а еще меньше императрицу Евгению. В литературном салоне царит свободная атмосфера. Здесь ведутся споры на религиозные темы, открыто обмениваются мнением о свободной любви, что особенно нравится Гюставу. Он вступает в горячие споры, произносит уверенным тоном красивые слова, к большому недовольству братьев де Гонкур. Салон принцессы Матильды в самом деле представляет собой для режима некую безобидную отдушину, вроде выхлопного клапана. Это способ держать под контролем порой неуправляемую энергию буйных голов, какими являются творческие люди. Пока они ведут бесконечные споры под крылом Матильды, за ними можно и присмотреть…
