Между тем Гюстав переживает такое время, когда ему совсем не до смеха. Хотя его финансовое положение еще нельзя назвать плачевным, но оно все же заметно пошатнулось. Комманвиль, управляющий его «финансами», выплачивает ему весьма скудные денежные суммы. Флобер теряет покой и сон, его нервы на пределе. В начале лета он отправляется вместе с племянницей в Баньер-де-Люшон. Общение с компанией глупых и никчемных «буржуа» лишь вызывает раздражение. Он спешит возвратиться в Круассе.
У Гюстава появляется замечательный компаньон, борзая по кличке Жулио — подарок его нового друга из числа старых и давно забытых знакомств — Эдмона Лапорта. Этот человек, однако, будет играть весьма важную роль в жизни писателя, почти до его самых последних дней. Он станет его финансовой опорой, а также окажет неоценимую помощь в работе. С ним Гюстав составит новый творческий тандем, как это было раньше с его прежними друзьями. Работа над «Буваром и Пекюше» уже не за горами… Флобер знаком с Лапортом с 1865 года. Его представил ему Жюль Дюплан. Немного моложе Гюстава (Эдмон родился в 1832 году), он — человек долга и чести. Истовый республиканец, в 1870 году он был одним из парижских вольных стрелков. Кроме того, он был из числа не последних людей в городе и руководил фабрикой по производству кружев, а затем занимал должность генерального советника. До разрыва отношений, случившегося всего за несколько месяцев до смерти Флобера, Лапорт оставался восторженным почитателем таланта писателя и его верным и бескорыстным другом. Могла ли эта дружба заполнить Гюставу пустоту, образовавшуюся вокруг него? В октябре 1872 года уходит из жизни Теофиль Готье. Постоянно проклинавший свою эпоху, Флобер воспринимает эту смерть как следствие «загнивающей современности», о чем пишет Тургеневу и Жорж Санд. Он умер от «пожиравшего его изнутри гнева» и от «слишком затянувшегося удушья из-за современной глупости»
[283]. Столь образно высказываясь о своем дорогом Тео, Гюстав, безусловно, думал о себе. Ему казалось, что он сам вот-вот задохнется, словно видя собственный конец. В действительности, Флобер поддерживал в себе огонь творчества, который разгорится ярким пламенем при работе над «Буваром и Пекюше». Он хочет окончательно свести счеты с вопиющей несправедливостью эпохи, которую он всей душой ненавидит: «Я размышляю над планом новой книги, в которой я мог бы дать выход своему гневу и наконец избавиться от всего, что не дает мне свободно дышать. Я выражу в ней всё накопившееся во мне отвращение к нашим современникам, даже если для этого мне придется умереть. Это будет мощное произведение»
[284].
Постоянное пребывание в раздраженном состоянии, вспышки иррационального гнева не могут объясняться одними только объективными причинами. Дожив до пятидесятилетнего возраста, Гюстав погружается в черную меланхолию. Его преследуют мысли о смерти, поскольку он знает, что не блещет здоровьем. У него подвижная психика, готовая в любой момент привести его к депрессии. Переедание, курение, малоподвижный образ жизни довели его до ожирения. У него грузная фигура и одутловатое лицо, изуродованное кожными высыпаниями. Гюстав себя не узнаёт. Ведь он был так хорош собой! Долгие периоды затворничества сказались на его физическом состоянии. Флобер ненавидит свое тучное тело, которое предало его. Он скрывается ото всех и не желает никого видеть. Сколько ему еще осталось? Хватит ли ему сил, чтобы претворить в жизнь этот грандиозный замысел, который станет последним залпом салюта? Ему больше не хочется заниматься своими прошлыми работами. Он не спешит с публикацией «Искушения святого Антония». Ему не интересна дальнейшая судьба «Госпожи Бовари» и «Саламбо», несмотря на то что он имеет права на эти произведения. Ему претит вести переговоры о том, чтобы напечатать его сочинения. Что хорошего может быть в этом продажном и вульгарном мире? Меньше всего ему хочется смешивать свою литературную деятельность с денежными вопросами. Деньги покрывают грязью все, к чему прикасаются. Что же касается его политических взглядов, то они свидетельствуют о том, что всё его человеконенавистничество носит скорее экзистенциальный, чем идеологический характер. В глубине души ему ненавистна сама жизнь с ее борьбой амбиций и низменных интересов, а также постоянные нападки на идею, которую он отстаивает, — на красоту. Его пассивное и созерцательное отношение к жизни, мирской суете, тщеславию во всех его проявлениях, исключая искусство, приводит к тому, что Флобер сваливает в одну кучу всех подряд: коммунаров и буржуа, левых и правых. Он задается вопросом: «Не были ли правы коммунары в своем желании поджечь Париж, ибо разгневанные безумцы не так отвратительны, как глупцы»
[285].
В поведении Гюстава наблюдается все больше странностей, свидетельствующих о нарушении нервной системы. Его ухудшающееся с каждым днем здоровье внушает серьезные опасения. Приглашенный весной 1873 года погостить у Жорж Санд, Гюстав производит впечатление человека на грани апоплексического удара. При малейшем физическом усилии он смертельно устает. Ему хватает и пяти минут танца, чтобы едва не задохнуться. Жорж Санд не скрывает своего беспокойства по поводу здоровья своего друга. К тому же у Гюстава окончательно портится характер и друзьям с ним все труднее общаться. К маленькому литературному сообществу в Ноане присоединяется Тургенев. Гюстав, однако, при общих беседах никому не дает сказать ни слова. Он входит в раж, потеет, его язвительность не знает границ. Его желчные высказывания и непрерывная жестикуляция производят тягостное впечатление на присутствующих. Жорж Санд находит, что старость ему совсем не к лицу… Какой контраст с благожелательным жизнелюбивым и добродушным Тургеневым!
Гюстав задыхается в прямом и фигуральном смысле этого слова. Без сомнения, писатель страшится столкновения с чудовищной глупостью, когда даст жизнь двум своим героям. В мае он вновь по приезде в Париж видится с Жорж Санд. Они договариваются встретиться с Тургеневым и Гонкуром у Маньи. Этот ресторан — любимое место писателей. Гюстав, однако, не появляется. Отдельные кабинеты для совместной трапезы в этом заведении ему не подходят: здесь не хватает воздуха, и он задыхается. В итоге маленькая писательская компания находит его в «Вефуре». Окна этого заведения выходят в сад Пале-Рояля, а отдельные кабинеты занимают меньшую площадь в сравнении с рестораном Маньи. Друзья застают Гюстава мирно храпящим на диване… Жорж Санд принимается его стыдить. Он бросается к ее ногам, сконфуженный и уязвленный. Затем Гюстав испытывает терпение своих сотрапезников бесконечным рассказом о новом замысле: он решил переписать пьесу Луи Буйе под названием «Слабый пол», к которой проявил интерес директор театра «Водевиль» Леон Карвало. «Он кричит от радости», — говорит о Гюставе Жорж Санд. Ей становится плохо от слишком шумной экспансивности Флобера. «От него раскалывается моя голова»
[286]. Эдмон де Гонкур помешает в своей газете статью с рассказом об этом вечере, из которой следует, что Флобер находится далеко не в лучшей моральной и физической форме. В дневнике он пишет: «Чем старше становится Флобер, тем больше проявляется его провинциальность. Если от моего друга отнять трудолюбие, позволяющее писать по слову в час, мы увидим перед собой весьма заурядное существо, в котором нет ничего такого, что отличало бы его от других людей и было бы оригинальным!.. Боже милостивый! И эту схожесть мозга Флобера как буржуа с мозгом любого другого человека, что, я в этом уверен, приводит его в бешенство, — он прикрывает парадоксальными высказываниями, революционными лозунгами, грубыми репликами, не подобающими для воспитанного человека. Бедняга! Когда он говорит, кровь ударяет ему в голову. Я думаю, что бахвальство, пустословие, прилив крови к мозгу — все это, вместе взятое, является причиной того, что мой друг Флобер почти искренне верит в ту чушь, которую он несет»
[287].
