– Так, так… – подбодрил падчерицу полковник.
– А потом – телефоны. Ну, перерезать телефонный провод у стационарного аппарата мог кто угодно… А вот почему не работали все без исключения сотовые? Почему они независимо от оператора вдруг выпали после убийства из зоны действия сети? Все это неспроста, решила я. И поставить «глушилку», выводящую из строя все мобильники, находящиеся в доме, мог только хозяин…
– Или его жена, – заметил Ходасевич.
– Да, но в чем смысл подобной операции? Не иначе: как можно дольше скрывать происходящее… А зачем? – спросила я себя…
– Да ты прямо сложившийся сыщик, – с долей иронии (впрочем, совсем необидной) проговорил Валерий Петрович. – Хочешь, я тебя порекомендую в помощницы Паше Синичкину?
Татьяна отрезала:
– Нет, спасибо, Валерочка, у меня есть собственная хорошая работа. И высокооплачиваемая. А преступлениями мы с тобой лучше займемся в свободное от основной службы время… Ты еще не устал от моего рассказа?
– Нет-нет, все очень поучительно.
– Так вот, главное: я вспомнила, как ты учил меня – искать, не кому выгодно (а о том, кому выгодна смерть Цезаря Борджиа, женщины, в основном Геля, наговорили с три короба), а кто мог это сделать. И по всему выходило, что убить Цесарского мог только сам Цесарский… У него были открыты глаза в момент выстрела, он знал код сейфа, где хранилось оружие, он мог отключить стационарный телефон и поставить «глушилку» для мобильников… И тогда я подошла к «трупу» и… И как двину его ногой!..
Полковник усмехнулся:
– А если б то было самоубийство?
– Ну, во-первых, для начала я все-таки наклонилась и попробовала на вкус «кровь» на его рубашке. То был совершенно явный кетчуп!.. Не мог такой человек, как Борька, покончить жизнь самоубийством. Да еще в тот момент, когда он на самой вершине. Когда у него и дом полная чаша, и своя клиника, и жена-красавица. Только что он хвастал передо мной своими успехами, перья распушал! И вдруг – суицид?.. Никогда не поверю!..
– И ты решила, что все случившееся – инсценировка?
– Ну конечно! Не случайно жена Цесарского – актриса, а сам он – психолог, руководитель клиники. Каждый настоящий психолог – сам себе режиссер. У психологов ведь даже отдельное направление есть – «психодрама» называется, когда с клиентами-пациентами разные сценки разыгрывают… К тому же Цесарский в работе всевозможные йоговские практики пользовал… Поэтому ему мертвым прикинуться, дыхание застопорить – как нечего делать!..
– Зачем же он перед вами-то такое представление устроил? Он-то как свой поступок объяснил?
– Лучше бы ты спросил, как он взвыл, когда я его ногой по ребрам звезданула!
– Ничего не сломала уважаемому профессору?
– Нет, но заорал он, как поросенок. А тут и супруга его не выдержала, начала колоться, хохотать как безумная…
Таня улыбнулась, вспоминая картину, коей закончилась новогодняя ночь. Валерий Петрович тоже улыбнулся.
– А объяснил он свою выходку, – сказала Таня, – следующим образом. «Я, – говорит, – пародировала она внушительный говор психолога, – увидел, что вы заскучали, и мы с Гелей сговорились вас разыграть, повеселить. Это просто шутка…» Но, я думаю, тут дело в другом. Цесарский привык манипулировать и управлять людьми. Это у него такая профессиональная деформация. К тому же ему хотелось, чтобы каждый из нас проявил свою суть. Ему своя собственная «смерть» понадобилась, чтобы посмотреть: как Ирина Семужкина станет реагировать на обвинения в воровстве; как ее муж будет оправдываться, что не желал смерти своему патрону; как прислуга тетя Вера, нелегальная мигрантка с Украины, милиции испугается… Хотелось ему, наверное, посмотреть и на меня: как я, человек для него практически новый, поведу себя в экстремальной обстановке…
– Ну и как, – улыбнулся Ходасевич, – проверил он тебя?
– Да уж!.. «Тебе, Татьяна, – сказал Борджиа, – я за самообладание и логику готов поставить высший балл. Хочешь, – говорит, – приходи ко мне в клинику работать, дам тебе отдельное направление и сто пятьдесят тысяч зарплаты…»
– Ну а ты?
– Да нет, ну что ты, Валерочка! Конечно, я отказалась. Не дай бог, мне связываться с таким шарлатаном и скоморохом!..
– Ну и правильно, – сказал отчим, откладывая сигару в пепельницу. – Ты у меня, Татьяна, мудра не по годам… Пошли на кухню, я специально для тебя приготовил праздничный обед… Индейка в апельсиновом соусе, жареные бананы… И играть мы с тобой ни во что не будем… Просто станем разговаривать и вкушать прекрасные яства…
Золотое, зеленое, белое
Скоро Рождество, и на улице метель. Снежинки дразнят прохожих, веселят собак, врываются в распахнутое окно. Пахнет морозцем и мандаринами, малышня лепит снеговиков, школьники с хохотом опутывают мишурой елку под ее балконом… Праздник уже совсем на носу, к празднику нужно завершить все дела, и Варя, стиснув зубы, сидит за компьютером.
Варина профессия называется «автор любовных романов». Звучит, может, и легкомысленно, но на самом деле работка адова: до бесконечности описывать, как встретились два одиночества, как между ними «промелькнула искорка»… А потом нужно придумать для влюбленных миллион препятствий, ссорить их и мирить и закончить роман роскошной любовной сценой в подобающем антураже.
Варя успела написать уже десять романов и порядком устала от фальшивой и бесконечной любви. От победительных героев – роскошных блондинок и прекрасных принцев с бездонными глазами. От неизбежных литературных штампов. Но больше всего ей надоел неизбежный хеппи-энд.
Однако насчет хеппи-энда издатели всегда предупреждали особо: «Счастливый конец – девяносто процентов успеха, и лучше всего, чтобы развязка случилась под Рождество и закончилась бы настоящей рождественской сказкой».
И Варя торопливо дописывала очередной хеппи-энд:
«Машина осторожно кралась по скользкой колее. Дорогу обступал безмолвный зимний лес – величественный, словно Берендеево царство. „Как в сказке“, – подумала она и ласково дотронулась до щеки сидящего за рулем мужчины:
– Долго еще, милый?
Он смело бросил мощную машину в поворот, и могучие ели наконец расступились. Впереди, на пригорке, показался аккуратный деревянный домик в смешной снежной шапочке. Жизнерадостные огоньки окон в поздних сумерках, наряженная елка у калитки, умиротворяющий дымок из трубы…
– Это… это твое? – недоверчиво спросила девушка.
Он на секунду оторвался от руля:
– Почему же – мое? Это – наше!
– И домик, и елка, и камин? – продолжала допытываться она.
– Ну да же, да! Я ведь обещал тебе подарок! А что дарить на Рождество? Только сказки…
И тогда она, уже не волнуясь, что ее друг не справится с управлением, бросилась ему на шею и начала истово целовать его глаза, щеки, нос…
