– Сотрудничать – это как? – осторожно спросила она. – Спать, что ли? Махалыч хрюкнул:
– Да нужна ты мне. Будешь меня информировать.
– Стучать?! – охнула Нинка. А участковый быстро сказал:
– Не на наших. Соседи твои московские давно объявлялись? Сигнал на них поступил…
* * *
Димин дом оказался на околице села, почти у самого кладбища.
Надя отчаянно устала и теперь изо всех сил старалась самое себя развеселить. Она скептически осмотрела хмурое одноэтажное строение из почерневших от времени бревен и подумала: “Да уж, принц мне достался знатный. Тоже мне, дача преуспевающего журналиста”. Правда, Дима говорил ей, что он это Рюмино терпеть не может и никогда туда не ездит. “А мамуля моя наведывалась, все воздуха здешние нахваливала…"
Ничего особенного в местном воздухе Надя не нашла – сено пополам с навозом. И еще от реки, что протекает совсем рядом, сыростью тянет – так и хочется зябко передернуть плечами. Наверное, оттого и замок на калитке заржавел. Ключ с грехом пополам вставился, но прокручиваться никак не хотел. Надя вертела им и так и сяк, на истошный скрежет сбежались, кажется, все местные собаки. “Ну почему же я не умею лазить через заборы?” – отчаянно думала она, сражаясь с непокорным замком. Впрочем, забор невелик, не выше метра – отчего бы не попробовать? Сначала Надя попыталась подтянуться на руках – не вышло. Ни сил нет, ни привычки. Тогда она, держась за верхнюю кромку, закинула на нее одну ногу и быстро, чтоб не упасть, подтянула вторую. Ура, получилось! А прыгать с высоты в метр вовсе и не страшно.
Дальше дело пошло веселее. Входная дверь отперлась легко, и свечки быстро нашлись – в коридоре, как и говорил Дима. Надя нетерпеливо вступила на территорию Полуянова. Хотя Дима и говорил ей, что Рюмино на дух не переносит, но все-таки это его дом. Первое его жилье, куда оказалась допущена Надя.
Обычная, очень небогатая дачка. Мебель с бору по сосенке – поцарапанный сервант, кривенькое кресло, старинная кровать с панцирной сеткой. Пахнет сыростью и осенью. Никаких даже минимальных излишеств. Никаких свидетельств о личности хозяев – ни безделушек, ни фотографий. “Все имущество на зиму в Москву увозим, – говорил ей Дима. – А то своруют”.
За окном быстро серело, на Рюмино наваливались ранние сумерки. Надя представила, как она идет обратно – в полной темноте, на нее нависает мокрый осенний лес, – и еле справилась с дрожью в коленках. Искать, быстрей искать – хотя бы чтоб выйти засветло!
Она определила круг поисков. Комод? Пуст. Сервант, нижний отдел? Нет, здесь только дешевенькая пластмассовая посуда. Сундук в сенях? Вряд ли, там скорее старая одежда. Точно – целый ворох отсыревших, штопаных-перештопаных рубашек. А если под ними? Надя просунула руку в глубь тряпья и быстро нащупала прохладную коленкоровую поверхность. Вот оно! Как все просто! Четыре кожаные тетрадки. Прохладные, толстые. Она нетерпеливо распахнула одну из них. На первой странице значилось: “Евгения Полуянова. Мой двадцатый век”.
"Ай да тетя Женя! – весело подумала Надя. – Ее, понимаешь ли, двадцатый век! Это, видать, дневник. Дима, правда, еще про какие-то письма упоминал…"
Надя снова погрузила руки в горы тряпья, принялась ворошить – ничего. За окном стало совсем темно. “Ну и бог с ними, с письмами. Хватит с Полуянова и дневника. Лентяй. Сам-то сейчас небось дома сидит, чаи гоняет”.
Надя быстро бросила тетради в сумку, захлопнула сундук и пошла было к выходу.., но на полпути обернулась. Нехорошо как-то – разуться она и не подумала, вся комната теперь затоптана. Надя нашла в прихожей тряпку и быстро затерла грязные следы. Делов – на две минуты, зато теперь можно уходить с чистой совестью. Она распахнула входную дверь – и на пороге столкнулась с неопрятной бледноглазой женщиной. От неожиданности Надя ойкнула, отступила назад. Незнакомка немедленно ввалилась за ней.
– Та-ак, – протянула она. – Подворовать решила, красавица?
– Подво.., что? – не поняла Надя. Женщина осерчала. Гаркнула:
– Ты целку-то из себя не строй! Ну-ка, давай, открывай сумку!
До Нади наконец дошло. Ее бросило в краску, руки задрожали:
– Вы.., вы не поняли! – пролепетала она. – Я не воровка! Я – знакомая Дмитрия Полуянова, сына Евгении Станиславовны. Вот ключи – от дома и от калитки, только калитку я открыть не смогла… Дима попросил меня забрать одну вещь… А вы.., вы, наверное, соседка? Нина Алексеевна? Дима мне говорил.
Женщина, казалось, была разочарована. Но глянула подозрительно:
– А чегой он сам не приехал? Вещь-то свою забрать?
– Занят. Работает много, – вдохновенно лепетала Надя. – А я как раз в отпуске…
– А ты кто ему будешь? Баба его, что ли? – с деревенской бесцеремонностью спросила женщина.
"Почему я должна ей отвечать?” – возмущенно подумала Надя. Но бунтовать не решилась. Покорно ответила:
– Нет, не баба. Просто знакомая.
– И звать тебя как?
– Надя. Надя Митрофанова. “Почему я ей отвечаю? Почему не пошлю куда подальше?!"
– Простите, мне надо идти. – Надя постаралась, чтобы в голосе прозвучал хотя бы намек на твердость.
– А живешь ты где? – не отставала тетка.
– Послушайте! – разозлилась Надя. – Вы что, из милиции?
– Я-то не из милиции, – зловеще проговорила соседка. – Но паспорт мне свой покажь.
– И не подумаю, – отрезала Надя. Баба сверкнула глазами – и немедленно вцепилась в ее плечо стальными пальцами.
– Покажешь, шалава! А не то в ментуру тебя доставлю.
– Что вы делаете? – пискнула Надя.
– Давай, доставай! – наступала соседка, сжимая пальцы все крепче. – Сейчас участкового кликну!
Надя чувствовала, как под железными руками тетки на плече появляются синяки.
– Послушайте, – подступила она с другой стороны, – я покажу вам паспорт. Но скажите – зачем? Вы что, мне не верите?
Баба наконец отцепилась от Надиного плеча. Злорадно ухмыльнулась:
– Вот то-то. Давай, доставай, показывай. Надя пожала плечами и протянула ей паспорт. Женщина пролистала его – шевеля губами, хмуря лоб: явно запоминала и фамилию, и адрес.
Надя, ошарашенная неожиданной догадкой, проговорила:
– Это.., это вам приказали? Вам что, велели следить за теми, кто сюда приходит?!
– Никто мне тут не указ, – буркнула тетка. Глаза, однако, смущенно отвела, и Надя разглядела на ее щеках лживый румянец.
– Кто приказал? – не отставала Надя. – Бандиты? КГБ? Милиция?
– Ничего тебе не скажу, – отрезала баба, возвращая ей паспорт. И велела:
– Давай, чеши отсюда. Нет, стой. Сумку свою покажь!
Надя не стала спорить. Она покорно продемонстрировала пожитки: книга, расческа, кошелек, зеркальце и четыре кожаные тетрадки.
