Дима тоже жадно вдыхал сыро-соленый питерский воздух, и лицо его выглядело счастливым: то ли оттого, что он шагает по любимому городу, то ли потому, что они, похоже, подобрали ключ к их загадке.
– Слушай, Надька, что там такое могло быть, в этих картах?! – азартно проговорил он.
Надя уже обдумала ответ – пока они выбирались темными коридорами из архивного подвала.
– Могла быть пометка, что такой-то студент направлен на консультацию к участковому психиатру. Могла фигурировать серьезная драка. Или нежелательная беременность. Или подозрение на вензаболевание. Или…
– Надька, ну кого это сейчас волнует?! – горячо воскликнул Дима. – Кого, пардон, колебет трипак, залеченный хрен знает сколько лет назад?!
Надя холодно перебила:
– Дай мне закончить. Там могло упоминаться убийство.
– Чего?
– Например… – загорячилась она. – Это, кстати, я не сама придумала – мне мамуля рассказывала. Представь: на улице обнаружен труп. Тело нашли и сообщили об этом в милицию какие-то студенты. Но раньше милиции на месте оказались врачи – дело-то в студенческом городке происходит! И в карте трупа – ну, того студента, кого убили, – упоминаются фамилии тех, кто его нашел. Просто как свидетели они упоминаются! А вдруг это и были убийцы? А милиция не разобралась?!
– Тебе мама о таком рассказывала? – недоверчиво спросил Дима. Надя смутилась:
– Мама.
И, упреждая следующий вопрос, жалобно сказала:
– Но я.., я ее почти не слушала. Совсем не помню… Где? Когда? С кем? Случай такой – точно был. Но в Москве это было или в Питере?.. Не помню даже, о студентах шла речь или о ком-то с ее городского участка…
– Плохо ты маму слушала, – ворчливо-назидательно сказал Полуянов.
– Можно подумать, ты свою хорошо слушал, – огрызнулась Надежда.
Дима склонил голову:
– Согласен. Придется исправляться… – Он погрустнел и добавил:
– Очень жаль, что мамули наши этого теперь не оценят…
Пару минут они шли молча. Надя подставляла лицо ледяному ветру, Дима, наоборот, прикрывал щеки воротником куртки, хмурил лоб.
– Ладно, не все сразу, – подытожил он, оборачивая к Наде покрасневшее от ветра лицо. – Зато теперь мы знаем, когда искать. Отсутствуют карточки студентов мехмата, отправленные в архив в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Значит, эти студенты окончили технический университет в восемьдесят первом. То есть поступили в семьдесят пятом… Те, кто похитил медицинские карты, сами указали нам на временные рамки наших поисков. Итак: мы ищем что-то, происшедшее на мехмате ЛГТУ в этот период. Правда, мы не знаем, что ищем. Или – кого. Но это мелочи, правда?
Надя улыбнулась, ничего не ответила. Они сошли с Дворцового моста и повернули направо, на Адмиралтейскую набережную. Хоть как-то спасаясь от ожесточенного ветра, перебежали через проезжую часть на противоположный тротуар. Надя взяла Диму под руку.
– А может быть… – внезапная идея пришла Наде в голову – настолько странная идея, что девушка остановилась.
– Что? – поторопил ее Дима.
– Да так, чепуха…
– Слушай, подруга: в нашем деле чепухи быть не может. Так что не бойся саму себя. Говори! – Он властно сжал ее локоть.
– Может, в университете в те годы случилась эпидемия? – вдохновенно сказала она. – Какой-нибудь страшный вирус вырвался на свободу? Вроде сибирской язвы? Или чумы?.. Я читала: такое бывало… Зараза улетела из наших лабораторий, где готовились к биологической войне. И в университете началась эпидемия. А потом этот случай строго-настрого засекретили. И поэтому медкарты из поликлиники изъяли.
– Хм… Хорошая мысль… Только я никогда не слышал, чтобы бактериологическое оружие разрабатывали в городе на Неве… Впрочем… Мало ли чего я не слышал! При Совдепии оч-чень много было секретов… Но зачем тогда врачей убивать? Сейчас, в наши дни?
– А может, бывший главврач, – Наде понравилась Димина похвала, – этот самый Аркадий Михалыч Ставинков, сохранил где-нибудь споры сибирской язвы – и теперь захотел их продать? Каким-нибудь арабским террористам?
– Версия завиральная, – хмыкнул Дима. – Но интересная. А ты, оказывается, умеешь мыслить, подруга. Продолжай и дальше в том же духе. Раскрепощай свою фантазию.
Они наконец свернули с продуваемой насквозь набережной на площадь Декабристов. Сразу стало теплее. Сквер с Медным всадником был весь окружен строительным забором. Впереди возвышалась темная громада Исаакия. От Диминых похвал у Нади поднялось настроение.
– Ну, что мы делаем дальше? – спросила она.
– Ищем тихое приличное кафе. Там обедаем. А потом долго, очень долго в нем сидим. И изучаем мамины дневники. С семьдесят пятого по восемьдесят первый год.
– А что, дневники у тебя с собой? – удивилась Надя.
– А то как же! – Дима помахал своей сумкой “Рибок”. – Все мое – всегда со мной.
– Тогда пошли в тепло, мой дорогой мистер Холмс, – проговорила, улыбаясь, она.
* * *
Они прошли мимо “Астории”, потом по Синему мосту, миновали Мариинский дворец. На пути им встретились три или четыре кафе, которые Дима отверг по каким-то, одному ему видимым, причинам. Наконец выбрал одно, под названием “Котлетная”, решился, зашел. Надя последовала за ним.
Ни единого посетителя здесь не было. Блистали белые скатерти. Буфетчица с головой погрузилась в чтение Кортасара. “Ой, здесь, наверно, дорого”, – прошептала Надя. “Для Питера, может, и дорого, – отвечал Дима. – А для командированных из Москвы – в самый раз”. Они разделись в гардеробе, уселись за крахмальный столик. Откуда ни возьмись возникла официантка, поприветствовала их – с искренним, казалось, радушием. Подала две папки меню. Дима спросил: “Ты доверяешь мне?” Надя кивнула. Он бегло пролистал меню, знаком подозвал девушку и сделал заказ:
"Лосось в гриле – для дамы, киевскую котлетку для меня, сто граммов водки, минералку, а на десерт – два “эспрессо” и взбитые сливки с клубникой”. Официантка быстренько все записала и ускакала на кухню.
Дима вздохнул и достал из сумки пару тетрадей. Одну из них протянул Наде. Клеенчатая обложка, производство ленинградской фабрики “Светоч”, цена – сорок четыре копейки. На первом развороте выведены от руки красивые цифры: “1976”. Надя украдкой взглянула на Диму – тот уже погрузился в чтение дневника за другой год. Она вздохнула, перевернула титульную страницу и прочитала:
"1 января.
Новый год встречали у П. Димочку отвезли к свекрови. Все бы хорошо, если б только Т., офицерская жена, не хвасталась всю дорогу: “Ах, когда мы были в Берлине… Ах, когда мы были в Праге…” И не приступ совершенно немотивированной ревности у С.
Вернулись на первом метро. Спала долго. Сквозь сон слышала, как С, смотрел хоккей (наши играли с канадцами). Потом он уехал к свекрови за Димочкой. Их долго не было, я села смотреть телевизор. Показывали новый фильм “Ирония судьбы, или С легким паром” в постановке Рязанова. Получила огромное удовольствие. И смешно, и грустно, и трогательно, и мило. Как это редко бывает в нашем кино!.. Я даже всплакнула. Прелестные актеры. Прекрасные песни – мужским голосом, за Андрея Мягкова, поет Сергей Никитин, а кто женским, за Брыльску, – я не разобрала.
