Ключом к партии является левая оппозиция. Ей нужно восстановить внутреннюю связь. Надо во что бы то ни стало объехать все пункты, где есть сохранившиеся и надежные оппозиционеры старых призывов. Надо подготовить и как можно скорее выпустить заявление от имени л[евой] о[ппозиции]. Оно может быть либо анонимным, либо (гораздо лучше) подписанным, в зависимости [от] степени ослабления аппаратного гнета (по этой части надо ждать больших и резких колебаний в ту или другую сторону).
Заявление, мне кажется, не должно задаваться неосуществимой задачей представить сразу практическую программу. Неотложная цель заявления — сказать партии: «Мы — здесь! Оставаясь на старых принципиальных позициях, мы находимся в распоряжении партии и рабочего класса, мы готовы всеми силами помочь партии исправить ошибки, победить затруднения и снова выйти на широкую дорогу».
Как ни велика растерянность в партии и аппарате (завтра она станет еще больше), но л[евая] о[ппозиция], ее знамя, ее «имена» являются, несомненно, и сегодня еще страшилищем не только для самых «свободомыслящих» бюрократов, но и в значительной мере и для партийцев-рабочих.
Оппозиция должна приучить партию к себе. Она должна показать, что ей чуждо чувство мести, стремление разгромить аппарат, покарать противников и пр. Чем скромнее и сдержаннее будет выступать оппозиция, тем это будет привлекательнее (с точки зрения обстановки и сегодняшнего соотношения сил) и политически целесообразнее. Оппозиция имеет сейчас одну цель: быть допущенной к общей работе в нынешних архитрудных условиях. Таковы должны быть, на мой взгляд, тон и дух первого заявления. Другими словами, оппозиция должна показать себя такою, как она есть. Появление подобного заявления сразу получит крупное политическое значение. К л[евой] о[ппозиции] потянутся с разных сторон. Восстановят связи, восстановится работа. Только таким образом можно будет приступить к коллективной выработке практической программы.
Над системой чисто хозяйственных мер стоит, как уже сказано, вопрос о партии. Какие результаты дал бы сейчас честно созванный съезд партии? На это очень трудно ответить, особенно отсюда. Ориентироваться в этом можно будет в меру ослабления аппаратного гнета и пробуждения политической активности низов: развитие, надо думать, пойдет именно в этом направлении. Несомненно, что партийные массы, по мере оттаивания, обнаружат много неожиданного, как положительного, так и отрицательного. Разобраться в переплете настроений и течений, отделить здоровое от больного и консолидировать все прогрессивное вокруг л[евой] о[ппозиции] можно будет лишь при условии, если она сама создаст крепкое центральное ядро.
Вопрос о партийном руководстве будет чрезвычайно волновать партийные круги, притом в чисто персональном смысле. Мы должны здесь проявить величайший такт, отнюдь не объявляя огульно нынешний руководящий персонал «никуда не годным». Лозунг «убрать Сталина» — не наш лозунг. Долой личный режим — это правильно. Не только Сталин с Молотовым, но и Зиновьев с Каменевым, и Рыков с Томским еще могут послужить партии, если возродить ее. Л[евая] о[ппозиция] заранее никого не исключает; она требует лишь, чтобы не исключали ее.
То же самое в общем относится и к Коминтерну. Здесь стратегические и тактические вопросы стоят гораздо конкретнее, ибо секции левой оппозиции имеют в большинстве стран свои периодические органы и ведут непрерывную работу. Организационная сторона дела сведется к подготовке и созыву в каждой стране партийного съезда, а затем конгресса Коминтерна. «Неожиданностей» на Западе будет, разумеется, меньше. «Темп» этой работы будет во многом зависеть от темпа реформы ВКП.
Программы экономических мероприятий в отношении СССР я в этом письме совершенно не касаюсь. Кратко об этом говорится в последнем номере «Бюллетеня» (№ 29–30)
[649]. Подробно речь будет в ближайшем номере. Но сейчас более, чем когда бы то ни было, политика есть концентрированная экономика, а партия есть концентрированная политика.
P. S. Относительно правых. 1. Правые представляют сейчас, несомненно, огромное бесформенное пятно. К правым должны тяготеть все недовольные в партии и за ее пределами, в том числе и потенциальные сторонники л[евой] о[ппозиции], которым трудно понаслышке разобраться в диалектическом характере нашей тактики. Вопрос о дифференциации правых станет одним из серьезнейших вопросов нашей партийной политики. 2. Во время ближайшего поворота наши практические разногласия с правыми вряд ли обнаружатся, как, впрочем, и с большинством вчерашних центристов. «Задний ход» машины слишком повелительно вытекает из обстановки. Фактически на этот путь стали уже центристы, но бессистемно, противоречиво и потому безрезультатно. Разногласия с правыми неминуемо обнаружатся во второй стадии поворота. Тогда-то и пойдет настоящая дифференциация. Именно поэтому и в первой стадии — при полной лояльности к правым — недопустимо смешивать ряды и стирать границы. 3. При определении взаимоотношений не только с правыми и центристами, но и с разными группировками «левых» мы исходим, разумеется, не только из русских, но и из международных вопросов. Этого нельзя забывать ни на минуту.
Январь 1932 г.
Дорогой товарищ Клинг!
Спасибо за присланные книги, одну из них я вам возвращаю, так как у меня есть второй экземпляр.
Мне очень трудно судить отсюда, достаточное ли внимание уделяет Лига работе среди не «чисто американских» рабочих, в том числе и евреев. Все зависит от наличных сил и средств и от правильного их распределения. Со стороны и издалека трудно составить себе об этом мнение.
Значение иностранных рабочих для американской революции будет огромным, в известном смысле — решающим. Несомненно, что оппозиция должна проникнуть в среду еврейских рабочих во что бы то ни стало.
Вы спрашиваете, каково мое отношение к еврейскому языку? Как и ко всякому другому языку. Если я действительно употребил в своей «Автобиографии» слово «жаргон», то это потому, что в годы моей юности еврейский язык назывался не «идиш», как теперь, а «жаргон»: так выражались сами евреи, по крайней мере в Одессе, и в это слово не вкладывали решительно ничего пренебрежительного. Слово «идиш» вошло во всеобщий оборот, также и во Франции, например, только за последние 15–20 лет.
Вы говорите, что меня называют «ассимилятором». Решительно не знаю, какой смысл может иметь это слово. Я, разумеется, противник сионизма и всех других видов самоизоляции еврейских рабочих. Евреев-рабочих во Франции я призываю к тому, чтобы они как можно лучше ознакомились с условиями французской жизни и французского рабочего класса, ибо без этого им трудно участвовать в рабочем движении той страны, где они подвергаются эксплуатации. Так как еврейский пролетариат рассеян в разных странах, то он, помимо еврейского языка, должен стремиться овладеть языками тех стран, как орудиями классовой борьбы. При чем тут «ассимиляторство»?
