Вы интересуетесь вопросом о моей борьбе за демократию в партии, в профсоюзах и в Советах. Социал-демократические издания пытаются иногда увидеть в этом шаг с моей стороны в сторону буржуазной демократии. Это великое недоразумение, которое нетрудно вскрыть. Нынешняя социал-демократическая формула гласит: «Сталин прав против Троцкого, Рыков прав против Сталина». Социал-демократия стоит за восстановление капитализма в России. Но на этот путь можно свернуть, только оттирая пролетарский авангард на задний план, подавляя его самодеятельность и критику. Режим Сталина является необходимым результатом его политической линии. Поскольку социал-демократия одобряет экономическую политику Сталина, она должна будет примириться и с его политическими методами. Недостойно марксиста говорить о демократии «вообще». Демократия имеет классовое содержание. Если нужна политика, направленная на восстановление буржуазного режима, то она несовместима с демократией пролетариата как господствующего класса.
Действительный переход к капитализму мог бы быть обеспечен только диктаторской властью. Смешно требовать восстановления капитализма в России и вздыхать о демократии. Это фантастика.
Вы спрашиваете, как я смотрю на то, что в капиталистических странах центральные комитеты компартий вводят режим диктатуры, подавляя самодеятельность партии. Да, я не раз выступал против этого. Но надо ясно понять, что ни капиталистические партии, ни социал-демократия не призваны обвинять руководство компартий в самоуправстве. Ибо на таком режиме основаны не только все буржуазные партии (взгляните на Америку), но и социал-демократия. Все вопросы решаются узким кругом лиц на верхушке. Масса обо всем узнает постфактум. Ей дают покритиковать и побрюзжать, но и только.
Вы спрашиваете, не может ли Коминтерн превратиться в орудие национальной политики Советского Союза. Вопрос неправильно поставлен. Если бы в ВКП окончательно победила национально-реформистская линия, основанная на теории социализма в отдельной стране, это привело бы неизбежно к росту национал-реформизма во всех секциях Коминтерна, которые превратились бы в этом случае по примеру социал-демократии в орудие национальной политики своей страны. Это означало бы гибель Коминтерна. Вот почему оппозиция ведет борьбу против ревизии марксизма в основном вопросе об интернациональном характере пролетарской революции. Таково в основных чертах содержание данного мною интервью. По моему требованию корреспондент представил мне это интервью в письменном виде. Кроме двух пунктов, он изложил мои взгляды более или менее правильно, хотя и в несколько смягченном виде. Я потребовал устранения двух абзацев (о режиме внутри западных компартий и о взаимоотношении между Коминтерном и Советским государством), так как изложены они были неточно. Корреспондент обещал устранить эти два пункта.
24 марта 1929 г.
Настоящий том рисует этапы шестилетней борьбы, которую ведет правящая ныне в СССР фракция против левой оппозиции (большевиков-ленинцев) в целом и автора этой книги в частности. Значительная часть тома посвящена опровержению обвинений и прямых клевет, направленных против меня лично. Что дает мне право утруждать этим материалом внимание читателя? То обстоятельство, что личная жизнь моя достаточно тесно связана с событиями революции, само по себе еще не оправдывало бы появление на свет этой книги. Если бы борьба фракции Сталина против меня была только личной борьбой за власть, история этой борьбы не заключала бы в себе ничего слишком поучительного: парламентская история полна борьбы групп и лиц за власть ради власти. Но в том-то и дело, что борьба лиц и групп в СССР неразрывно сливается с разными этапами Октябрьской революции.
Историческая закономерность никогда не проявляется с такой мощью, как в революционную эпоху, которая обнажает классовые отношения и доводит все проблемы и противоречия до высшей остроты. Борьба идей в такие периоды становится самым непосредственным орудием враждебных классов или частей одного и того же класса. Именно такой характер получила в русской революции борьба против «троцкизма». Связь совершенно схоластических подчас умствований с материальными интересами классов или слоев явилась в данном случае настолько очевидной, что когда-нибудь этот исторический опыт войдет в качестве особой главы в школьные учебники исторического материализма.
Октябрьская революция делится болезнью и смертью Ленина на два периода, которые тем резче будут отличаться один от другого, чем дальше мы будем отходить от них. Первый период был временем завоевания власти, установления и упрочения диктатуры пролетариата, ее военной обороны, ее основных шагов в деле определения хозяйственного пути. Партия в целом сознает себя носительницей диктатуры пролетариата и в этом сознании черпает свою внутреннюю уверенность.
Второй период характеризуется нарастающими элементами двоевластия в стране. Пролетариат, завоевавший в октябре власть, вследствие ряда материальных и духовных причин внутреннего и международного порядка отодвигается и оттирается в сторону и назад. Рядом с ним, позади него, иногда и впереди него, выдвигаются другие элементы, другие прослойки, части других классов, которые прибирают к рукам значительную долю если не власти, то прямого влияния на власть. Эти другие слои: чиновники государства, профессиональных союзов и кооперативов, лица свободных профессий, торговцы и посредники — все более складываются в систему сообщающихся сосудов. В то же время они по условиям жизни, по повседневному обиходу и по навыкам мысли отделены от пролетариата или все больше отделяются от него. Сюда относятся в последнем счете и партийные чиновники, поскольку они слагаются в сплоченную касту, которая не столько внутренними средствами, сколько средствами государственного аппарата обеспечивает свою несменяемость.
По своему происхождению и традициям, по источникам своей сегодняшней силы советская власть продолжает опираться на пролетариат, хотя и все менее непосредственно. Через перечисленные выше социальные прослойки она попадает все больше под давление буржуазных интересов. Это давление становится тем более ощутительным, что значительная часть не только государственного, но и партийного аппарата является если и не сознательным, то во всяком случае добровольным проводником буржуазных взглядов и надежд. Как ни слаба сама по себе наша внутренняя буржуазия, она справедливо сознает себя частью мировой буржуазии и является передаточным механизмом мирового империализма. Но и внутренняя база буржуазии совсем не ничтожна. Поскольку крестьянское хозяйство развивается на индивидуальных основах рынка, оно неизбежно выделяет из себя многочисленную мелкую сельскую буржуазию. Богатеющий мужик или мужик, только стремящийся разбогатеть и наталкивающийся на препятствия советского законодательства, является естественным носителем тенденций бонапартизма. Это доказано всем ходом новейшей истории и еще раз проверено на опыте Советской республики. Таковы социальные источники элементов двоевластия, окрашивающего вторую, после-ленинскую главу Октябрьской революции.
