За семидневное пребывание в Иокогаме я получил наглядное представление, сколь активно действовала японская контрразведка против советских граждан. Все это рассеяло некоторые мои наивные представления и еще более утвердило во мне решимость во время предстоящей работы в США постоянно проявлять бдительность, чтобы не попасть в сети, расставленные службой контршпионажа.
Из Иокогамы на пассажирском пароходе «Явота мару» мы отплыли в Сан-Франциско с заходом в порт Гонолулу на гавайском острове Оаху. Плавание продолжалось около двенадцати дней. Николай и Михаил с женами получили отдельные каюты, а я попал в трехместную, вместе с двумя молодыми голландцами. Однако в ресторане мы сидели за одним столом, да и вообще большую часть дня проводили вместе.
«Явота мару» сделал тридцатичасовую остановку в Гонолулу на Гавайях. Пока шла выгрузка и погрузка товаров, пассажиров возили по острову Оаху на автобусах. Гиды показывали достопримечательности: мелькали главные улицы и площади города, ананасовые плантации и пальмовые рощи, знаменитый песчаный пляж Уайкики. С горы как на ладони был виден залив с военно-морской базой США Пёрл-Харбор, на которую японская авиация сделает через десять месяцев налет и выведет из строя десятка два американских военных кораблей.
В Сан-Франциско пароход прибыл в полдень. Через несколько минут после того, как спустили трап, на нас налетела стая корреспондентов и фоторепортеров. Защелкали затворы фотоаппаратов и раздались вопросы, типа: «Ну, большевики, расскажите, как вы догнали и перегнали передовые капиталистические страны?» И тут мы увидели группу бегущих к нам людей в рабочих спецовках, которые, коверкая русские слова, кричали: «Товарищи, не разговаривайте с продажными буржуазными писаками!» Они оттеснили журналистов, спросили, где наш багаж, затем, взяв чемоданы, спустились по трапу вместе с нами на пирс и подвели к встречавшему советскому вице-консулу Скорикову. От предложенной платы за услуги американские рабочие наотрез отказались. Позднее мы узнали, что в числе портовиков были те, кто в составе армии США высаживались в 1919–1920 годах во Владивостоке. Находясь в Советской России, они поняли, что их заставляют вести несправедливую войну, и с тех пор стали друзьями Советского Союза, членами профсоюза портовых рабочих, во главе которого долгие годы был известный прогрессивный деятель Гарри Бриджес.
Небольшой эпизод в порту продемонстрировал, что и за океаном у Советского Союза есть верные друзья.
Скориков привез нас в здание вице-консульства, усадил за стол, расспрашивал о последних московских новостях, о делах в НКИД. Он проинструктировал, как следует вести себя во время предстоящей поездки по Соединенным Штатам, которые с Западного до Восточного побережья простирались на шесть тысяч километров.
Ехали в удобном и просторном вагоне: днем мы сидели в удобных вращающихся креслах, а вечером проводник сооружал спальные места, которые в два этажа шли вдоль вагона. Каждое место занавешивалось шторой из плотной темно-зеленой материи. Поездка продолжалась пять суток и позволила увидеть разнообразные ландшафты великой страны – горы, пустыни, степи, леса, озера и реки, большие города и крошечные сельские поселения, а главное – людей Америки.
К концу сорокадневного путешествия Москва – Нью-Йорк я уже почти перестал смотреть по сторонам и удивляться увиденному.
Тревожное накануне
Прежде чем начать рассказ о моей разведывательной работе, хотелось бы кратко изложить обстановку в Соединенных Штатах, где мне предстояло действовать, круг обязанностей в генеральном консульстве, характер взаимосвязей советских представительств с местными властями, отношение к Советскому Союзу различных слоев населения.
В Нью-Йорке меня встретил сотрудник генконсульства К. Г. Федосеев. Это учреждение находилось тогда на Шестьдесят первой улице в четырехэтажном доме. Соседний дом, в котором проживало несколько советских семей, также принадлежал консульству. В нем размещались столовая и класс для занятий английским языком.
По указанию генконсула мне предоставили комнатушку в здании советской школы на Восемьдесят седьмой улице. Сослуживцы помогли купить необходимые вещи домашнего обихода, и на третий день я уже вышел на работу.
Я был командирован в генеральное консульство стажером, без дипломатического паспорта. В первый же день меня принял генконсул В. А. Федюшин. Поинтересовался, как я добрался, не было ли в пути каких-либо происшествий, и расспросил о последних новостях в наркомате. В конце беседы Виктор Алексеевич распорядился, чтобы я принял дела от сотрудника консульства Федосеева, тут же вызвал его в кабинет и определил срок передачи.
В мои обязанности входила работа с командированными и постоянно проживающими на территории консульского округа советскими гражданами и командами моряков советских торговых судов, прибывающих в американские порты, а также разбор различных конфликтов и оказание консульской защиты советским гражданам, попавшим в непредвиденные ситуации. Я также оформлял выезд советских граждан из США, ставя в паспорте штамп с въездной визой в СССР.
В 1941 году в Соединенных Штатах находилось около ста двадцати постоянно проживавших советских граждан-эмигрантов, которые имели так называемый советский вид на жительство. По положению они должны были один раз в год приходить, в генконсульство, чтобы уплатить сбор за продление совзагранвида.
В течение первых месяцев выполнение перечисленных обязанностей не отнимало много времени: каждый день на прием приходили пять-семь посетителей.
После приезда в Нью-Йорк около двух месяцев меня в резидентуру не пускали. Я даже толком не знал, где она находится. Осваивал свои обязанности по прикрытию, усиленно изучал английский и, конечно, самым подробным образом знакомился с гигантским городом. Особое внимание уделял кинотеатрам в различных районах Нью-Йорка и всем видам городского транспорта. Первое время просмотр фильмов был не развлечением, а нелегким трудом. Из-за недостаточного знания английского языка приходилось напрягаться, чтобы понять происходивший на экране разговор. Как ни старался, я понимал максимум пятьдесят процентов слов. Но усиленная работа над языком, постоянное общение с американцами, ежедневное чтение газет, разговоры по телефону, слушание радиопередач постепенно расширяли словарный запас. Через четыре-пять месяцев я уже мог свободно разговаривать с местными жителями на бытовые и политические темы.
В апреле 1941 года меня принял исполнявший обязанности резидента П. П. Пастельняк, солидный мужчина лет сорока пяти. У него было мужественное, изрытое оспинами лицо с глубоко посаженными темными глазами. Человек он был сугубо военный: службу начал в пограничных войсках, а затем перешел на контрразведывательную работу. В 1938–1939 годах его направили руководителем группы по обеспечению безопасности в советском павильоне на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Английского языка он почти не знал. После закрытия выставки его оставили в резидентуре. В апреле 1941 года он был назначен исполняющим обязанности резидента.
Будучи военным, Павел Пантелеймонович любил дисциплину, и прежде всего подчинение, или, как он изъяснялся, субординацию.
