– Коньячку? – спросила миллионерша. – За твое счастливое спасение...
Таня с опаской взглянула на содержимое бара. Будем надеяться, что абхазского суррогата, коим давеча поил ее муж Холмогоровой, здесь не окажется. Осторожно поинтересовалась:
– А мы работаем – или пьем?
– Мы пьем – и работаем! – весело откликнулась миллионерша.
Плеснула в два бокала вполне безопасного, на Танин взгляд, «Мартеля Х.О.» и провозгласила:
– Причем пьем, Татьяна, исключительно за тебя! За твою недюжинную, прямо-таки фантастическую интуицию!
Холмогорова махом выплеснула в себя добрых семьдесят граммов коньяка. А закусывать не стала. Плюхнулась в свое кресло и триумфально произнесла:
– Угадала ты с Инессой!
– Да вы что? – опешила Татьяна. – Неужели та самая, из вашего детства?
– Ну, на сто процентов я не уверена, – слегка сбавила бравурный тон Холмогорова. – Фотография, сама понимаешь, ни о чем не говорит – сколько лет прошло. Но мои люди сегодня ее комнату осмотрели. И нашли там много чего интересного.
Таня обратилась в слух.
А Марина Евгеньевна с некоторым разочарованием продолжила:
– Ничего такого, правда, с чем бы можно было в милицию идти, не нашлось. Но зачем, спрашивается, скромной кастелянше толстенный талмуд об истории и происхождении ядов? Или визитная карточка ведущего сотрудника НИИ эпидемиологии? Я консультировалась: в лаборатории этого НИИ имеются штаммы всех известных кишечных инфекций. Полагаю, договориться и приобрести их вполне возможно... А дальше все достаточно просто – мимо общего котла пройти и незаметно подбросить. Одного грамма на всю «Юнону» хватит.
– А что сама Инесса говорит? – поинтересовалась Татьяна.
– Увы... – развела руками Холмогорова. – Ее найти не могут. На работу сегодня не вышла, в комнате со вчерашней ночи не появлялась. Пронюхала, похоже, что ее обнаружили.
– Ну, визитная карточка ничего не доказывает, – пробормотала Таня. – Да и талмуд о ядах тоже.
– Согласна. Но я ее фотографию Фаине показала, и та говорит, что у этой Инессы энергетика страшнейшая. И в ауре сплошная чернота. В «Юноне» она в любом случае больше не работает. Я уже приказ подписала.
Садовникова изумленно взглянула на хозяйку:
– Вы серьезно?
– Абсолютно, – отрезала та.
– А если Инесса ни в чем не виновата? – продолжила гнуть свое Таня. – Вдруг она в самом деле родилась и выросла в Новосибирске, а вас никогда в жизни не видела? И никаких штаммов не приобретала? А вы ее ни за что уволите... И в вещах ее рылись...
– Значит, ей не повезло, – хмыкнула Холмогорова. И лукаво взглянула на свою личную писательницу: – А ведь именно ты Инессу под проверку подвела...
Таня сердито сжала губы и резко перевела разговор:
– Скажите, Марина Евгеньевна, сколько вашему сыну лет?
– Двадцать два, – пожала плечами та. И снова усмехнулась: – Ты для него несколько старовата.
– Я и не претендую, – с достоинством ответила Садовникова.
– О чем вы, кстати, столь мило беседовали? – мимоходом поинтересовалась хозяйка.
Таня смело взглянула ей в лицо:
– Да так... Я его про Киру расспрашивала. Про ту горничную, что у вас в доме погибла.
Хозяйку вопрос не смутил – Таню встретила очередная веселая улыбка:
– А, ты все о ней! Я уже в курсе, что ты интересуешься. Что, будешь и меня пытать? Велкам. Только ничего нового я тебе не скажу. Кира действительно ударилась виском о камин. – Миллионерша с вызовом взглянула на подчиненную.
– А...
– Знаю-знаю, – перебила Холмогорова, – следующим вопросом будет: откуда у нее на теле взялись синяки?
Она легко подняла из глубокого кресла массивное тело. Снова подошла к бару, плеснула себе еще добрых сто граммов... Татьяне выпить больше не предлагала. В два глотка осушила рюмку и небрежно произнесла:
– Била ее я.
– Что-о? – изумленно выдохнула Садовникова.
Холмогорова дурашливо, будто клоун на цирковой арене, поклонилась. С напускным покаянием произнесла:
– Вот такая я самодурка. Люблю, когда люди работают добросовестно. А Кирка страшная лоботряска была. Кругом бардак, пыль! Да и вечно нос свой совала, куда не просят. Вот и получала за это. От меня лично. Еще вопросы будут?
– Нет... – растерянно пробормотала Татьяна.
А Марина Евгеньевна как ни в чем не бывало произнесла:
– Ну а теперь, когда мы всех разоблачили, давай наконец работать.
Отставила пустую рюмку и приказала:
– Включай диктофон.
* * *
Саша поцеловал ей руку!!!
Это нереально, это фантастика, просто с ума сойти! Великий актер улыбнулся ей. И ласково коснулся плеча. И заглянул в глаза. А потом склонил голову, и его губы коснулись ее руки! Руки девушки, которая ходит в жутких, купленных – о, позор! – в «Детском мире», джинсах! Девушки с непонятного пегого цвета волосами... Девушки с неухоженным, на лбу вечные прыщики, лицом...
Она всегда считала себя самой последней в этом пестром, ярком столичном мире. Но сегодня ее руку поцеловал не кто-нибудь – Пыльцов!
Получилось все, на удивление, до обыденного просто.
После первой пары к ней вдруг подошел Игорек. Буднично, словно тетрадку с лекциями просил, произнес:
– Ты сегодня вечером не занята?
Сердце екнуло от предвкушения чего-то хорошего, и у Марины вырвалось:
– Нет, конечно!
Игорь самодовольно улыбнулся и продолжил:
– Тогда в Театр драмы со мной пойдешь. Мне Сашка на сегодня две контрамарки дал...
Марина даже не сразу поняла, что небрежным именем «Сашка» он назвал ее бога. Ослепительного и недосягаемого Пыльцова.
– Ты не шутишь? – растерянно пробормотала она.
А Игорек небрежно хмыкнул:
– Хочешь совет, Марина Батьковна? Избавляйся ты от своей провинциальности! А то как последняя клуша, ей-богу, закудахтала... Подумаешь, позвали тебя в театр. Кивни с достоинством и небрежно согласись.
Вот излагает! Будто сам не провинциал!
Маринка немедленно сбежала с занятий. Помчалась в общагу. Долго героически намывалась в холодной и грязной душевой комнате. Лежала с маской из сметаны и меда на лице – считалось, сей состав выводит прыщи. Пыталась что-то сделать с волосами. И даже – хотя прежде никогда до подобного не унижалась – попробовала выпросить у соседки по комнате, негритянки Сюзанны, настоящие, made in U.S.A., джинсы.
