Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера.
Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок.
Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила:
– Слушаю тебя.
– Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги.
– Кто просил?
– Станислав Игоревич.
– Стасик, что ли?
– Ну да.
– А сам он прийти не мог? – буркнула Таня.
– Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала.
– Когда это было? – Таня взглянула на часы.
Зухра виновато склонила голову:
– Ой, я совсем замоталась. С час назад, наверное... Я бы раньше передала, но не нашла вас. Пришла сюда – вас нету. А потом меня на кухню сразу позвали... Картошку чистить, а то не хватило...
– Да хватит уже оправдываться! – досадливо воскликнула Татьяна. Развернула листок.
Только две строчки. Почерк красивый. «Танюшка! Жду у главных ворот. Выходи, пожалуйста, сразу, как сможешь. У меня для тебя офигенный сюрприз. Стас».
– О боже! – простонала Татьяна.
Вполне в духе Холмогорова-младшего: сюрприз даже в день похорон матери. Какие-нибудь очередные бабочки. Или, по ночному времени, фейерверк. Но только как же ей не хочется сейчас никого видеть! Даже Стаса с его молящими убийственно-синими глазами.
– Зухра, послушай. Давай ты скажешь Стасу, что меня не нашла? – жалобно попросила Таня.
Горничная вскинула на нее жалобные глаза:
– Но я ведь ему обещала, что передам...
Значит, сто процентов, скажет Стасику правду. Ее можно понять: он ей – хозяин, а она, Таня, – никто.
Но что ему опять пришло в голову?
Садовникова взглянула на часы: двадцать два пятнадцать. За окном кромешная тьма. Из столовой уже доносится хоровое пение – поминки достигли своего апогея. Не самое лучшее время для сюрпризов... К тому же отчим ей строго велел: из дома ни ногой.
Таня еще раз перечитала записку. Внимательно взглянула на Зухру:
– Тебе ее точно Стас передал?
– Да.
– Лично? Из рук в руки? – допытывалась Садовникова.
Горничная вспыхнула:
– Я не обманываю! Честно! Сам зашел на кухню и сказал: передай, пожалуйста, Тане.
– Не обижайся, Зухра, – примирительно заговорила Татьяна. И объяснила: – Я просто не понимаю, почему записка? Отчего сам не мог прийти?
– А спешил он.
– С чего ты взяла?
Девушка смущенно опустила глаза:
– Я ему вслед выглянула и увидела... Его возле кухни какой-то мужик ждал. Напустился на него: чего, мол, копаешься...
– Какой еще мужик? – насторожилась Таня.
– Да я не разглядела, – вздохнула Зухра. – Какой-то барин. В смысле – гость.
– Алтухов? – небрежно поинтересовалась Таня.
– Нет, что вы! – воскликнула горничная. – Матвея Максимовича я бы узнала.
Странно... Может, все-таки не ходить? Но Стас наверняка жестоко обидится. Его и не видно весь вечер, скорее всего потому, что свой сюрприз готовит. Старается, наверное. Надеется. Ждет.
– Ладно, Зухра, спасибо, – кивнула Таня.
И, едва горничная вышла за дверь, кинулась к зеркалу. Краситься она, конечно, не будет, но немного блеска на губы и нежного, будто легкий загар, тональника никогда не помешают...
Вышла за ворота и в свете фонарей, освещавших въезд, увидела: прямо в траве яркими камнями необычного фиолетового цвета выложена стрелка. Она указывала направо. Рядом с ней (видимо, Стас невысоко оценивал ее умственные способности) лежал лист бумаги. На нем значилось: «ТУДА».
Таня против воли улыбнулась и послушно повернула направо. Обогнула двухсотметровый забор. Здесь уже еще темнее – только луна и тусклый фонарь на углу. Но еще одну стрелку, из тех же необычных фиолетовых камней, девушка увидела без труда. Теперь она показывала влево, в глубь леса. Таня поежилась. Сюрприз, конечно, сюрпризом, но страшновато. Половина одиннадцатого вечера, горы, да еще и отчим ее застращал...
– Стас! – вполголоса крикнула она. – Выходи! Я боюсь!
Тишина.
– Стас, ладно тебе! Пошли вместе! Сам свой сюрприз покажешь!
Снова ни звука в ответ, только сова где-то в лесу заухала.
«Чего бояться? Что я, как гимназистка...» – пробормотала себе под нос Татьяна. И решительно шагнула в темноту. Почти совсем не страшно. Горный лес не такой глухой, как в средней полосе, – деревья невысокие, и стоят реденько. К тому же поляна совсем рядом, метрах в ста, виднеется. Наверное, там ее и ждет сюрприз. И Таня против воли лукаво улыбнулась – может, на поляне произойдет и еще что-нибудь? Нет, ничего слишком вольного. Просто еще один поцелуй – раз уж тут, на юге, принято крутить любовь в байроническом антураже. А что, очень романтично: ночь, луна, отдаленный шум водопада...
Она ускорила шаг и буквально вихрем влетела на полянку. И в изумлении остановилась. Не снится ли ей?!
Поляна утопала в цветах. Настоящих, садовых. Самых разных: тюльпаны, розы, нарциссы, васильки, лилии, герберы... Причем цветы не навалены – они торчат из земли. В беспорядке, будто посаженные рукой неумелого, но щедрого садовника. Стоят, прекрасные в своем хаотичном великолепии.
– Ох, Стас... – растроганно пробормотала Таня.
Сколько же он старался, чтобы устроить в глухом лесу огромную, прекрасную клумбу!
Но где же он, юный, прекрасный принц?
И девушка выкрикнула:
– Стас, я тут! Выходи!
Опять тишина.
Тане стало зябко. Все-таки одна, в лесу, в кромешной тьме – только точечки звезд мерцают. Даже луны нет – за горой скрылась.
Цветы уже не радовали – глупость несусветная, высоко в горах высаживать розы с герберами. Нетрудно догадаться, в какую немалую копеечку влетела эта забава Стасу. Лучше бы материально помог, ей-богу. Или хотя бы от обязательств по договору освободил.
Поведение парня чем дальше, тем больше казалось неразумным. Зачем было вызывать ее запиской, а самому прятаться? Детский сад какой-то.
И Таня уже повернулась, чтобы уйти, когда вдруг краем глаза заметила – в кустах на обочине поляны что-то ворохнулось. Наверное, Стас. А что, вполне в его духе – наблюдать из засады за ее восторгами. Жаль только, что восторгов уже не осталось. Лишь досада и желание поскорее добраться до особняка да завалиться в постель.
