Возможно, что больших симпатий со стороны «однородно-социалистического» лагеря деятельность Директории и не получила бы. Тем не менее у новой власти могло и не быть противников, исходивших из принципа: «лучше Ленин, чем Колчак». Справедливости ради нужно отметить, что «пострадавший» Авксентьев не стал непримиримым врагом Колчака (в отличие от Чернова или Керенского). В своем письме к соратникам по партии 31 октября 1919 г. он осуждал ЦК партии, особенно «косоглазого друга» Чернова, допустивших публикацию воззваний о «борьбе с реакцией»: «Они не понимали, что если своим «постольку-поскольку» в первый период революции они помогали «большевизму слева», то теперь они отдавали власть на растерзание «большевизму справа». Не считаясь ни с соотношением сил, ни с необходимостью упорной и настойчивой работы, они выставляли требования, критиковали, негодовали и т. д., и всем этим ослабляли власть (Директории. – В.Ц.) и давали поводы к определенной агитации… Лучшего подарка реакция ждать не могла». Авксентьев и другие представители «демократической контрреволюции» стояли на позиции «требований помощи антибольшевистскому фронту при условии гарантий демократизации его», что особенно ярко проявилось в деятельности Республиканской лиги в Париже, куда после «переворота», через Китай и САСШ, переехали «свергнутые директоры»
[39]. На сходной позиции стоял и Аргунов: «Большевизм справа» не представляет серьезной угрозы для демократической общественности, всякие планы о реставрации старого строя – удел мечтателей и авантюристов. «Большевизм слева» объединяет методы насилия и террора с демагогическими лозунгами, роет глубокую почву под фундаментом государственности». Зензинов, будучи наиболее «заинтересованным лицом» в раскрытии правды о «государственном перевороте», попытался с максимальной полнотой проинформировать «общественное мнение» о сути произошедших в Омске событий. Им был подготовлен и издан документальный сборник «Государственный переворот адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918 года». (Его выход в свет в Париже произошел в момент ожидавшегося признания власти Верховного правителя России мировыми державами.) А в письме в редакцию газеты «Общее дело» («Правда о неправде») Зензинов стремился опровергнуть тезис о «партийном» и «антигосударственном» характере Уфимской Директории. Им приводились факты осуждения прокламации эсеровского ЦК со стороны директоров, отрицалась подготовка каких-либо действий против власти со стороны арестованных членов правительства, подчеркивалось обязательство директоров отказаться от партийной работы на время пребывания в правительстве и их «безответственность» в отношении центральных комитетов «своих» партий. Обвинения Временного Всероссийского правительства в «партийности и противогосударственности» – «легенда, придуманная позднее только для того, чтобы оправдать произведенный переворот»
[40].
С тезисом об ослаблении «единого антибольшевистского фронта» в результате «омского переворота» можно было бы согласиться. Но нельзя не учитывать тот факт, что Директорию, со всей очевидностью, не признавало бы военно-политическое руководство белого Юга. Ни среди членов Особого Совещания в Екатеринодаре, ни среди участников Ясского политического Совещания не было сторонников признания полномочий Уфимской Директории в качестве всероссийской власти. А что стало важнее для Белого движения – поддержка, весьма сомнительная, части эсеровской партии или единство белой Сибири с другим важнейшим регионом – белым Югом? В случае дальнейшего существования Уфимской Директории конфронтация с белым Югом, не без оснований претендовавшим на «первенство» в Белом движении, могла стать реальностью. Что же касается общественно-политической поддержки, то и здесь «омский переворот» не мог считаться лишенным ее. Сомнительно ожидать и надеяться, чтобы поддержка Белого движения исходила от «левой общественности». Следовало направить усилия на приобретение поддержки со стороны «правой общественности», пусть и не готовой к незамедлительному провозглашению, в частности, монархического лозунга, но тем не менее разделяющей позиции ведущих антибольшевистских объединений того времени (Всероссийский Национальный Центр (ВНЦ), Союз Возрождения России (СВР)). Во время «омских событий» заявила о себе сибирская общественно-политическая организация, схожая с ВНЦ и СВР по составу и программе, – Омский блок. Истоки его создания относились к середине 1918 г., когда после организации в Сибири антибольшевистской власти ей потребовался представительный «фундамент» в форме «организованной общественности». Поскольку в Сибири (равно как и в других регионах) структуры существовавших партий и групп оказывались достаточно «узкими» для подобной поддержки, происходило их объединение на максимально приемлемой для участников политической платформе. В этом можно отметить определенную тенденцию: чем слабее были партийно-политические структуры, тем на более «широкой» организационной и на более «обобщенной» программной основе строились те или иные надпартийные объединения (ВНЦ, СВР, тот же Омский блок и др.). Степень сближения этих структур зависела также и от тактических соображений, проявившихся, например, при создании разветвленной сети антисоветского подполья (московские и петроградские «центры» и «союзы»).
«Тезисы доклада по вопросу о блоке» были представлены Жардецким во время работы конференции партии народной свободы в Омске. Работа конференции проходила 15–18 ноября 1918 г., и в историографии нередко высказывалось мнение о поддержке сибирскими кадетами идеи «переворота», что подтверждали документы конференции, утверждавшие необходимость «диктатуры» как средства для «подчинения всяких стремлений всех и каждого целям национального воскрешения России» (доклад товарища министра внутренних дел омского правительства В. Н. Пепеляева). В девяти тезисах своего доклада будущий премьер Российского правительства подчеркивал: «Партия должна заявить, что она не только не страшится диктатуры, но при известной обстановке считает ее необходимой», «всякого рода соглашения, коалиции и компромиссы допустимы, но они не должны: а) иметь самодовлеющего значения, б) затемнять основные цели соблазном кажущегося единения и в) включать в свою сферу антигосударственные элементы, которые должны быть изолированы… На Уфимском Совещании государственные силы допустили ошибку, пойдя на компромисс с государственными и антигосударственными элементами, завершившийся уступкой в пользу Учредительного Собрания настоящего полубольшевистского состава». «Партия находит, что власть должна освободить страну от тумана неосуществимых лозунгов, которые в наших условиях являются пагубными фикциями, самообманом и обманом. Партия не признает государственно правового характера за Съездом членов Учредительного Собрания и самый созыв Учредительного Собрания данного состава считает вредным и недопустимым». Как отметил в своем дневнике Пепеляев, его тезисы были приняты «подавляющим большинством» (41 – за, против – 1). После «переворота», на собрании образованного на конференции Восточного отдела ЦК, с характерным заявлением выступил избранный товарищем председателя отдела А. К. Клафтон: «С 18 ноября мы стали партией государственного переворота. Стоило нам накануне высказать наше мнение, и назавтра то, что должно было совершиться, совершилось». Эту же готовность «слиться» с государственным аппаратом подтвердил Пепеляев: «Мы ответственны… за переворот, и наш долг укрепить власть. Поэтому должны брать самые ответственные посты, даже с риском погибнуть».
