– Моя свобода. Что хочу, то и делаю.
– Женишься?
– Женюсь. Сразу.
– Есть кто-то на примете? – Марсель улыбнулся под маской, ожидая, что Муса попытается уклониться от прямого ответа, но тот и не думал вилять.
– Есть. Меланья. Большая женщина. Достойна воина, как я.
– И что же, заберешь ее с собой?
– Заберу.
– А если она не согласится?
– Согласилась уже.
Не ожидавший такого поворота Марсель удивленно хмыкнул. Ему было сложно представить себе причины, которые могли заставить женщину так быстро согласиться стать женой совершенно незнакомого человека, особенно учитывая ее непростой, по словам Курьяна, характер. Разве что любовь. Но так вдруг? Ученый решил расставить все точки над «i».
– То есть ты спросил ее об этом?
– Да.
– И она согласилась отправиться с тобой?
– Да. Сказала: за тобой – хоть в Навь. Не знаю, что такое Навь. Наверное, далеко.
– Даже дальше, чем ты думаешь, – задумчиво протянул Марсель. – Что ж, рад за тебя, друг мой.
– Друг? – удивленно приподнял бровь Муса.
– Ты получишь свою свободу, – ответил ученый, поднимаясь. – Будь спокоен.
Покинув помещение, историк отправился на поиски Меланьи. Ему вдруг пришло в голову, что от нее он может узнать все недостающие подробности. Раз уж Муса так быстро нашел с ней общий язык, значит, они успели о многом поговорить. Каким образом они сблизились, ему было неинтересно – у влюбленных есть свои способы понять друг друга. Его волновали отношения между Мусой и Кириллом, но он не мог спрашивать мавра об этом напрямую, ему оставалось только гадать, чем церковник заслужил такую собачью преданность и почему телохранитель не может покинуть своего хозяина без разрешения. Однако знахарки нигде не было видно – заметив Тимоху, который размахивал руками перед какой-то старухой, пытался что-то ей доказать, он направился к нему. Как только женщина заметила его, она тут же охнула и скрылась за ближайшей избой с такой скоростью, будто ее ветром сдуло. Мужик недовольно поморщился и повернулся к неожиданному визитеру:
– Никак не пойму этот народ! – проворчал он. – Всего им мало.
– Что-то случилось? – поинтересовался Марсель.
– Жадность случилась. Как узнали о том, что сынков тарасовских больше нет, все подбивают меня отправиться на поиски их тайника, в котором они добро схоронили. И где я его найти должен? Эх…
Тимоха безнадежно махнул рукой и вздохнул. Историк мог понять обе стороны, но в этот момент у него были более важные дела, чтобы разбираться во взаимных претензиях местного населения.
– Нигде не могу Меланью найти, – пожаловался он. – Хочу спросить у нее, когда Муса на ноги встанет.
– Так она в соседней роще – за травами своими отправилась. Сказала, что скоро вернется.
– Какая роща? Эта что ли? – ученый указал на группу деревьев, которая находилась всего в паре сотен метров от селища.
– Она самая.
– Тогда я сам схожу туда.
– Сходи, если так хочется, – пожал плечами мужик. – Небось, не заблудишься.
Выйдя за пределы поселения, Марсель быстрым шагом направился к роще, но, подойдя ближе, с удивлением остановился. До него донесся чистый женский голос, который пел какую-то незнакомую ему песню. Звуки были настолько прекрасными, что он некоторое время не мог поверить, что их производила Меланья – если бы он не видел ее, то мог бы предположить, что этот чудесный тембр принадлежал молодой красавице. Тем не менее, сомнений не было: пела именно знахарка – подойдя ближе, ученый увидел, как женщина, сидя на траве и поглаживая ее, словно хотела приласкать, то и дело прикладывала руки у груди. Поняв, что в очередной раз оказался невольным свидетелем какого-то таинства, Марсель медленно опустился на корточки и стал слушать. Слова песни были совершенно простыми и наивными – в них некая девица ждала своего любимого из похода и, не дождавшись, бросилась вниз со скалы. С тех пор скала носит ее имя. Несмотря на минорные ноты, чувствовалась в песне какая-то сила, из-за которой грустный смысл не казался таким уж грустным. Наконец, допев до конца, женщина поднялась на ноги и пошла по направлению к густым зарослям. Остановившись возле них, она стала обрывать красные плотные соцветия и складывать их в наплечную сумку. Решив, что пора обнаружить свое присутствие, чтобы знахарка не подумала, будто он подсматривает за ней, ученый сделал несколько шагов по направлению к ней.
– Ты очень громкий, – вдруг заявила Меланья, не оборачиваясь.
– Да? Хм… – смутился от неожиданности Марсель. – И давно ты меня заметила?
– Давно.
– Что ж, я и не думал прятаться.
– Знаю. Что ты хочешь от меня? – женщина продолжала стоять к нему спиной, и ученый мог только догадываться о том, какие чувства были написаны на ее лице.
– Нужно поговорить о Мусе.
– Тебе нужно – ты и говори. А я послушаю.
Судя по всему, Меланья не испытывала к нему симпатии, понял Марсель. Вероятно, мавр успел рассказать ей что-то, что характеризовало его не лучшим образом. Может быть, это и к лучшему.
– После того как мы закончим наше дело, Муса вернется со мной.
Помолчав пару секунд и не дождавшись ответа, историк продолжил.
– Так, во всяком случае, я думал раньше.
– А теперь?
– Теперь я начал в этом сомневаться.
– Почему?
– Да есть у меня парочка причин. Не хочу ходить вокруг да около. Ты любишь его?
– Это не твоего ума дело, – ровным голосом отозвалась женщина, а Марсель поймал себя на мысли, что готов начать горячиться. Взяв себя в руки, он постарался говорить спокойно:
– Моего, если это так. Муса ведь говорил тебе о том, что нас связывает?
– Говорил, – Меланья повернулась к своему собеседнику впервые за все время разговора и взглянула ему прямо в глаза. – И я не понимаю, почему он до сих пор верен своей клятве.
– Он человек слова, – осторожно заметил ученый, обрадованный тем, что разговор пошел в нужном направлении.
– Он отплатил тебе сполна, – осуждающе покачала головой знахарка. – А ты? Что ты дал ему, помимо своей веры?
– А что я должен был дать ему?
– Хотя бы то, что обещал. Он мог стать тебе другом, а стал рабом твоим. Рабов много, а верный друг – редкость. И зачем я тебе это говорю?
Женщина грустно вздохнула и снова принялась собирать соцветия.
– Я обещал ему свободу, – напомнил Марсель.
– Сколько раз? Стоит ему выполнить твое задание, как ты тут же придумываешь еще одно, потом – еще. И так будет всегда. Когда же ты насытишься?
